Роман Никитин - Пусть люди вымрут!
− Стой или стреляю! − заголосил юный стражник, срываясь на фальцет. Да так пронзительно, что проснулся клевавший носом охранник на другой стороне. С того берега сначала раздались проклятья, потом раздраженный оклик: «Что там у вас»?
Радован продолжал пятиться, освобождая место молчаливой фигуре. Вводящие в озноб плохие мысли то ли коснулись лишь его одного, то ли на молодого напарника не действовали, но тот еще раз что-то проорал и спустил курок. Пистоль оглушительно грохнул и выплюнул столб дыма, а владельца отдачей чуть не сбило с ног. С той стороны моста раздался крик боли, и вскоре последовал ответный залп, сразу из двух ружей. Одна пуля просвистела совсем рядом с Радованом, вторая ударила напарника в плечо. Парень удивленно ойкнул, выронил оружие и повалился на деревянный настил.
А Радован все смотрел и смотрел на бредущую фигуру. Вот она поравнялась с будкой охраны, по-прежнему черная и спокойная. Солдат пригляделся внимательнее. Определенно под темным плащом с капюшоном женщина. Уж больно хрупкая фигура, но движения плавные и грациозные, подростки так не ходят. А еще от нее сквозило могильным холодом.
Воин никогда не верил в бабкины сказки и прочие суеверия, но теперь это уже было неважно. Он знал, что за гостья прошла с одного берега реки на другой. Кому еще, кроме самой Смерти, не может повредить заряд из длинноствольного пистоля?
Фигура удалилась от зажженного факела, что вделан в кольцо на будке, и скрылась в ночи. А Радован так и стоял, смотрел вслед, пока с той стороны не прибежал караульный. Что-то кричал, спрашивал, махал руками, талдычил про раненого напарника, но это было уже неважно. В замок Бран пожаловала сама Смерть.
Марику трясло. До сих пор она не пользовалась столь сильным средством. Не ее это призвание, не годится людям дурные мысли в разум внедрять. Но другого шанса пройти мимо четырех вооруженных охранников не было. Тихонько пробравшись мимо прикорнувшего воина на одной стороне моста, она уже было понадеялась, что с охрана с другой так же дрыхнет. Но не повезло.
Запах смерти — один из самых действенных якастов. Марика два часа рисовала при смутном свете звезд, и все-таки нарисовала. Собрав в себя всю силу четырех начал, девушка пропитала свой разум запахом смерти, разложения, гнилостного могильного холода. Но кто ж знал, что что вторым охранником на другой стороне окажется совсем еще юнец, почти мальчишка.
Ребенку не объяснить, что такое смерть. И он о ней никогда не думал, и не видел ее. Она не прикасалась к нему ни разу, оставляя разум чистым и просветленным, незапятнанным страхом неизвестности перед загробным миром. Поэтому запах, буквально парализовавший взрослого воина, оказался неспособен добраться до разума воина юного. То, что парень промахнулся с такого короткого расстояния — просто чудо из чудес. Марика не успевала выйти из колдовского оцепенения чтобы уклониться. Ее собственная смерть была как никогда близко.
Но пронесло. В итоге — два раненых стражника и родившаяся этой ночью очередная легенда про старуху смерть с косой. До замка, в котором ее ожидает встреча с Мусанбеком, всего ничего. Лишь бы только эти романы ничего не испортили!
− Они что, до утра их здесь оставят? − прошептала девушка.
Гиза перешла на шепот, едва они с Флавием и крудом отошли от повозок на достаточное расстояние. Флавий пожал плечами. Ему самому действия возниц тоже казались странными.
Никто не думал ни разгружать телеги, ни проверить, не случилось ли чего с молчаливым грузом. Все кучеры, как сговорившись, оставляли свои экипажи на площади внутри замка и уходили куда-то во внутренние помещения. На внутреннем дворе скопилось с два десятка повозок, если не больше.
Вот к воротам подъехали последние телеги, с трудом нашли себе место, возницы спрыгнули с козлов и, не говоря ни слова, направились внутрь замка. Откуда-то выскочили два служки, распрягли лошадей и увели их на конюшню. Почти сразу после этого хлопнули створки ворот, и наступила тишина. Как положено говорить в таких случаях, гробовая.
− Если это то, что я думаю, − начал Флавий, но Гиза приложила палец к губам, призывая молчать.
«Тише, кто-то еще за воротами».
Флавий прислушался. Действительно, от ворот раздался какой-то шелест, потом кто-то пару раз толкнул створки, но тщетно — массивные дубовые плиты, шитые наперекрест стальными полосами, выдержали бы и таран. Куда уж одинокому путнику. А путник действительно был один, судя по шагам с той стороны. Шаги удалились и замолкли.
− Что-то мне не по душе от этого гостя, − пожилась Гиза. − Как будто это…
− Как будто что?
− Да ладно, не забивай голову. Так, суеверия…
Девушка отмахнулась и погрузилась в себя.
− Мариус, займись слугами на первом этаже, − приказал Флавий. − Усыпляй всех без разбора и без шума. Как закончишь, поднимайся за нами вверх, но ради всех богов, старайся не шуметь.
Вампир нехорошо улыбнулся и бесшумно исчез. Флавий в задумчивости прислонился к стене. Как и Гизе, ему тоже не понравились эти легкие шаги по ту сторону ворот, да и бессильный толчок в створки леденил душу. Говорят, в закрытые ворота входят либо враги, либо смерть. Зачастую это одно и то же. Но первым тут взяться неоткуда, а второй…
Впрочем, пустое это все. От невеселых мыслей Флавия отвлекла спутница, уже вполне пришедшая в себя.
− Каков план, господин военачальник? − прошептала Гиза в самое ухо римлянину. Флавий дернулся — волосы арабески щекотали ему шею, а проклятущая девка еще и прижалась к нему всем телом.
− Прошу, не надо. Я не представляю себе менее эротической обстановки…
− Это тебе, мой милый, за путешествие среди покойников, − Гиза больно куснула Флавия за ухо и приставила кинжал к горлу. − Еще раз такое придумаешь — изнасилую и убью. Или сначала убью, а потом изнасилую, не решила еще…
− Гиз… ну прости. Идея-то хорошая была.
− Если бы ты не отключил обоняние, железная бочка, я бы простила. А так — и не проси.
Но арабеска просто потешалась. Как умела только она одна.
Когда на девушку находил боевой азарт — она становилась немного не в себе. Не знающие ее люди и вовсе бы подумали, что арабеска лишалась рассудка. Гиза могла одной рукой вскрывать горло противнику, а другой обнимать своего любимого и нежно покусывать за ухо. Могла смеяться, глядя как бьется в агонии только что зарубленный ею охранник. Могла неожиданно всплакнуть над невинной жертвой, и тут же обрушить на нее такие проклятья, какие и не снились корабельному боцману.
Только Флавий знал, откуда все это берется у этой спокойной, иногда ироничной и даже циничной девушки. Впрочем, не только Флавий. Пожалуй, еще и Вождь. Но эту тему в присутствии Гизы лучше вообще по ночам не поднимать. Особенно, если она при оружии.
