Михаил Тырин - Тварь непобедимая
– Света? – удивился Григорий.
– Спроси в канцелярии. Она сегодня раз шесть уже звонила. Взял бы ты себе мобильник, чего девчонка мучается?
– Я ей перезвоню.
– Перезвони. И – давай, иди к пациентам. Ты не обижайся, Гриша, просто такая у нас неразбериха началась... Даже не смогли вот тебя предупредить.
Гриша отправился к себе. В клинике действительно творилась неразбериха – пока еще небольшая, но с каждым днем все более заметная. Все уже знали, что в ближайшее время Шамановский со своей техникой съезжает на какой-то другой адрес. Клиника «Золотой родник», по сути, прекращала существование. На ее месте оставался обычный коммерческий медцентр с неизменными стоматологами, анонимными кожниками, косметологами, кварцевыми лампами и велотренажерами.
Вместе с главным снималась с места и добрая половина персонала. Намечались вакансии, Гриша уже подумывал, кого из знакомых можно попробовать на новой работе.
Впрочем, пока никаких официальных решений объявлено не было. Формально режим работы не менялся, только пациентов становилось все меньше и меньше. Одних выписывали, других перевозили вслед Шамановскому.
Гриша закрыл за собой дверь кабинета, взял из шкафа свежий комплект одежды. Но затем отбросил его, подвинул телефон и набрал номер парикмахерской. Как ни странно, Светланы на работе не оказалось. Там как-то скомканно ответили, что ее нет, и посоветовали перезвонить домой.
Гриша так и сделал. И, едва лишь услышав в трубке ее порывистый вздох, понял – что-то произошло.
– Гриша, – Светлана не плакала и не кричала, наоборот, ее голос казался неестественно ровным и замедленным, – Пашка пропал.
* * *Ганс считал, что продумал все точно и аккуратно. Аккуратность эта заключалась в том, что ни на одном из этапов операции не засветится его имя и физиономия. У него были особые причины хранить свою анонимность.
Сударь дал ему два дня, чтобы обеспечить доставку жуткого на вид, но совершенно безобидного и даже трусоватого уродца. Ганс мало задумывался, что он такое, считая, что башковитые доктора вывели у себя в подвалах мутанта для научных целей. Это объяснение его на сто процентов устраивало, поскольку о достижениях современной науки он узнавал только из иллюстрированных журналов, которые иногда оставлял в машине Кича.
Два дня – достаточный срок, если все пойдет по-задуманному. А задумано было круто.
Утром, когда Светка докрашивала в прихожей ресницы, а ее пацан пасся во дворе, ожидая отвода в садик, к нему подкатил «Москвич» с заляпанными номерами. Добренькие дяди с золотыми перстнями поманили мальчика шоколадкой, а он, простодушный, взял да и подошел. Через секунду только синий выхлоп остался на этом месте. Ни-кто не заметил, как мальчишку кинули в машину.
Через пять минут в соседнем квартале Пашку с завязанными глазами перекинул в свою «Хонду» Ганс, чтобы отвезти в одному ему известное место.
Это было очень важно – сохранить место пребывания мальчика в тайне ото всех участников мероприятия. Если ребят захватят при переговорах или в любой другой момент, они не смогут сказать, где парень. Ни слова не скажут, сколько бы менты ни выкручивали им суставы и ни били зубами об колено. И Ганс по-прежнему останется недосягаем, по-прежнему будет ставить условия перед мамашей, а значит – перед ее хахалем докторишкой. Ну а уж с докторишкой будет особый разговор.
Ганс знал – в первые часы после пропажи будет сплошная суета и несуразность. Будут крики, слезы, сопли, ежеминутные звонки в милицию и всякие глупые отчаянные поступки. Поэтому не стоит сразу вступать в переговоры. Пусть пройдет полдня, день, наступит вечер. Страх должен настояться, как хороший коньяк.
Светка начнет помаленьку сходить с ума, подпрыгивать от каждого шороха. И тогда она начнет хвататься за любой шанс вернуть своего паскударика, она будет остерегаться делать глупости. Вот в этот момент можно будет с ней говорить.
Не с ней, конечно, а с Айболитом. Мол, расшибись ты, парень, в доску, а к обеду подгони своего мутанта. Или точно такого же. Услышав такое, доктор и сам не захочет впутывать милицию. Можно, конечно, пойти по ровной дорожке и сразу потребовать деньги, но Ганс хотел не только денег. Он хотел будущего, а это будущее дал бы ему могущественный человек в лице Сударя. Нужно только показать себя перед ним в хорошем деловом качестве.
Главное, до последнего момента не светиться – ни перед Пашкой, ни перед Светкой. Пусть думают, что пацан в руках у неизвестно кого, меньше будут выкобениваться...
Ганс остановил «Хонду» возле старого фургона, сброшенного когда-то с грузовика и уже вросшего в землю. Вокруг стояли молодые березки, из травы торчали ржавые железяки – обломки давно усопших механизмов. Дальше громоздились бесконечные мусорные кучи городской свалки.
Навстречу ему вышел сутулый узкоплечий человек с беззубым ртом и синими от татуировок руками.
– А где Брюхо? – спросил Ганс.
– А он там, спит. – Человек махнул рукой в сторону фургона.
– Уже ужрались... – пробормотал Ганс, открывая багажник. – Вот, получай.
Он рывком поставил на траву дрожащего мальчишку, который от страха уже не мог даже плакать. На его голову был надет черный мешок.
– Слышь, Ганс, а чего... – начал было человек, но Ганс с размаху ударил его костяшками пальцев по лицу. Потом приложил палец к губам. – Понял, – сдавленно проговорил человек, отступая на шаг.
– Все как договорились, – сказал Ганс, когда Пашку увели в фургон. – Держишь его до завтрашнего утра, а там видно будет. Я еще заеду. На улицу не вздумайте его выпускать.
Он достал из машины два хрустящих пакета.
– Вот, тут ему пожрать, попить...
– А нам?
– И вам. Но гляди – если убежит пацан, будешь свое дерьмо жрать!
* * *Бережно и осторожно извлекал Луков из своей памяти то, что должно было ему сегодня пригодиться. Как ни странно, воспоминания, важнее которых прежде не было ничего на свете, оказались зыбкими и полупрозрачными, как вчерашний сон. Образы и картинки, которые должны были лежать на самой поверхности, погрузились на дно, в темноту сознания.
Однако Луков вспомнил все. И серую восьмиэтажку на окраине, и дверь, обитую коричневой клеенкой, и квартиру – небогатую, но полную нужных и ненужных вещей, которыми каждый человек обрастает к определенному возрасту.
Он вспомнил и хозяйку, бывшую работницу заводской столовой по имени Зоя Филипповна, одинокую пенсионерку, к которой раньше частенько захаживал на чай.
И еще он вспомнил старый затертый ковер, а под ним – несколько новых досок в полу. Там был тайник. Там были деньги и золото в количестве, способном осчастливить не один десяток человек.
