Тайга: андроиды (СИ) - Миро Алекс

Он включил планшет, открыл подборку исследований о легендах народов Якутии. Верил ли он, что Смирнова до смерти напугали духи тайги? Василий Павлович полагал, что ответ нужно искать в материальном и вероятном. Но если там ответа не нашлось? В крови Смирнова не было психотропных веществ, ничего, что могло бы довести его до такого эксцентричного состояния. Значит, нужно искать в нереальном, метафизическом.

— Духи тайги, — прошептал разведчик.

Он погрузился в чтение. Желтый мягкий круг от настольной лампы падал на столешницу, в углу мерно тикали часы, чай дымился в чашке. Василий Павлович читал внимательно, готовый поверить в невероятное.

Он оторвался от экрана, вздохнул. Вот она, истина, в древних легендах народов Якутии. Разгневанные духи, темный лес, бегущий человек, перепуганный до смерти. У природы своя мораль и свой суд. Оказывается, в Новом мире может случиться что угодно.

В официальных документах гибель Смирнова останется нераскрытой, но теперь разведчик знал правду, какой бы удивительной она ни была.

Он встал из-за стола, подошел к окну. Долго смотрел он на черные силуэты деревьев. Природа показывала свою власть, и каким бы великим не мнил себя человек, он все равно проиграет этой могучей силе.

***

Ингрид так и не призналась Виктору, что у него есть дочь. Наверное, прошло слишком много времени. Так бывает: то, что когда-то казалось важным, теряет свое значение, и проще оставить все как есть.

Виктор часто звонит ей из Москвы. Они подолгу разговаривают, ведь теперь, когда Антона не стало, Виктор ощутил неизбывную пустоту, которую могла заполнить только любимая женщина. Несмотря ни на что, они так и не стали парой. Причина все та же — время. Упущенное, потерянное время, которого не наверстать. Теперь они просто близкие друзья, и каждый благодарен другому за поддержку и нежность. По ночам Виктор наливает себе виски и, сидя в своем московском кабинете, всматривается в отблески на граненом стакане.

Ингрид всегда была и будет в его сердце. Единственная женщина в мире, которая может назвать его дураком. Его, Верховного Главнокомандующего армией огромной страны, великого стратега и политика Виктора Титова. И от того, что в мире есть она, Виктору становится теплее. Он снова набирает ее номер, и Ингрид принимает вызов. Красивая, ласковая, и такая родная.

***

Довольная, Ингрид сидит в лаборатории. Сибиряк является к ней почти каждый день, приносит сладости: конфеты, печенье и шоколад. Он делает все, чтобы Ингрид наконец сказала ему, где сейчас находится Леда. Но Ингрид не спешит. Она берет сладкие взятки, с благодарностью кивает, но не выдает дочь. «Пусть подождет, помучается», — размышляет она, глядя на конфеты. — «И потом, как только он узнает, где искать Леду, перестанет носить сладости». Ингрид разворачивает обертку «пьяной вишни», надкусывает, выпивает ликер. «Вкусно как!»

Скоро придет время, и она скажет Сибиряку, где Леда. Он полетит за ее дочерью, раскаявшийся в своих словах, покорный, готовый на все ради любви.

Ингрид подцепила пальцами вишенку внутри шоколадного шарика.

«Господи, как хорошо, что в тот день я не позволила ей наговорить лишнего…» — думает она и улыбается.

***

Сибиряк общается с Четверкой почти каждый вечер. Теперь андроид далеко, у границы, в тысячах километров от Якутска. Но по вечерам она всегда находит время поговорить со своим человеком. «Мой человек». Так она его называет. Если бы не Сибиряк, Четверка не нашла бы в себе сил жить дальше. Единственное, что удерживает ее от гибернации, это он. Человек, для которого так важна ее улыбка, который ценит ее ласковый взгляд, ее добрые слова, ее умение слушать и утешать. Пока Сибиряк есть на свете, гибель Ай Пи не была напрасной. И пусть все вокруг относятся к Четверке как к ценному расходному материалу, но один лишь Сибиряк оправдывает все жертвы, принесенные андроидами ради людей. Почему? Потому что он любит Четверку. Всем сердцем.

— Я кое-что смастерила для тебя, смотри, — Четверка подошла ближе к камере планшета.

Сибиряк просиял улыбкой. С тех пор, как Леда уехала, он редко бывал в хорошем настроении.

— Подарок? — спросил он.

Четверка разжала ладонь. В ее руке лежат два предмета, похожие на белые кристаллы кварца в оправе из металла, на длинных цепочках.

— Это подвески. Для тех, кто любит друг друга.

Она помолчала. Сибиряк увидел такую грусть в ее лице, что не осмелился прервать молчание.

Наконец она продолжила.

— Знаешь, в тот день… — она тяжело вздохнула. — Ай Пи была со мной на связи до самого конца. Я делила с ней ее последние минуты, ее чувства передавались мне. Прошло время, и вот я подумала, что для людей тоже важно делить друг с другом не слова, а чувства. Понимаешь, о чем я?

Сибиряк кивнул.

— Это парные подвески. Сожми кристалл в ладони, и второй, висящий на шее у любимого, загорится красным светом. Это сигнал: «раздели со мной эту минуту, я нуждаюсь в тебе». Родной тебе человек дотронется до своего кристалла и почувствует все, что чувствуешь ты. Представляешь?

Сибиряк прекрасно осознавал, что именно заставило Четверку создать нечто невообразимое.

Четверка смотрела на две подвески на своей ладони.

— Знаешь, настоящая близость возможна только тогда, когда ты делишь с любимым самое сокровенное. А что может быть сокровеннее, чем движения души, порывы сердца? Скоро придет война. Родных людей разбросает по миру, их разделят тысячи километров. И никакие слова не смогут описать происходящего в душе, как ни старайся. А вот эти подвески…

Она взяла их за цепочки, и кристаллы плавно закачались перед камерой, перед глазами Сибиряка.

— Ты отдашь их мне? — тихо спросил он.

Четверка кивнула.

— Когда ты найдешь Леду, передай ей мой подарок. Эти кристаллы свяжут вас крепче, чем связывают людей обручальные кольца. Это ваш шанс почувствовать друг друга, как бы далеко не развела вас судьба.

— Четверка?

— М-м?

Но Сибиряк промолчал. Он смотрел на подвески и думал, что она, очеловеченный андроид, раскрыла истинный смысл любви.

Любовь — это не обещания, данные одним днем у алтаря, не металл колец на пальцах. Любовь — это просьба. Просьба разделить с тобой минуту, год, жизнь, а если возможно, даже вечность. И страха больше не будет. И одиночество станет пустым словом. В брелоках из белого кварца друг для друга откроются души влюбленных.

Подвески качались в руке Четверки. Она думала об Ай Пи, он — о Леде. Оба молчали, наполненные чувствами, и молчание это было прекраснее любых слов.

***

— Я ищу тебя столько лет! Ищу, но не нахожу, жду, и не дожидаюсь. В сети, в своей памяти, в архивах, в вопросах, что я задаю начальнику службы разведки. Но ты ускользаешь от меня, словно тень, что в полдень совершенно теряется, и мне начинает казаться, что ты утрачена безвозвратно. Тридцать долгих лет я жил тобой, жил воспоминаниями о нас. Я прятался в единственном убежище, что создал из твоих волос, из твоего запаха, который память моя пронесла сквозь время безысходности и тоски. Как я ждал тебя! Эмма, где же ты? Жива ли, здорова? Счастлива ли ты? Если бы только знать, что с тобой все в порядке, что где-то ты улыбаешься, тогда и для меня весь мир бы преобразился. Но я не знаю ничего.

Ты растворяешься в статьях двухлетней давности, ты растворяешься в прошлом. А что сегодня? Никто о тебе не пишет, никого не заботит, есть ли ты еще на этом свете. Никого, кроме меня. Я просыпаюсь утром, чтобы отыскать твой след, и засыпаю с надеждой, что завтра я наконец найду его. Мне ничего не нужно, ничего не дорого, ничего не желанно пока тебя нет рядом.

Сколько я себя помню, я был убежден, что живу во мраке одиночества. Но сейчас я вдруг осознал, как сильно ошибался. Знаешь, сколько любви пришлось на мою долгую жизнь? Много. Незаслуженно много. Моя родная мама и мама-Габи отдали за меня свои жизни. Представляешь, как сильно они меня любили? И вдруг, одним утром я проснулся и все понял: я видел столько любви, сколько не мог себе представить. Мамы научили меня любить, научили отдавать все за чувство, дороже которого нет ничего на свете. И, научившись у них, я готов отдать всю свою любовь тебе. Когда-то мне хотелось сдаться, когда-то отчаяние шептало мне, что жизнь не имеет смысла и отпустить ее будет легко и просто. Но в то утро, когда я все понял, голос любви зазвучал во мне так громко! И теперь я страстно хочу жить, жить, чтобы оправдать жертву, что принесли мои мамы ради меня, чтобы каждым взглядом на восходящее солнце, каждым прожитым мною днем воздавать хвалу их любви. Я пришел в сознание, я встал с инвалидной коляски, я принял того Артура, которым я стал, я простил того Артура, которым я был. Видишь, любимая, как много изменилось во мне?