Филип Фармер - Т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку
Любите и животных. Можете убивать их для пропитания. Но не причиняйте им боли. Пусть животные работают на вас, но кормите их и давайте им отдыхать вволю.
Говорите правду. Кроме того, неотступно ищите истину.
Поступайте в соответствии с правилами общества. Пока оно не потребует от вас творить то, что Ему нежелательно. Тогда отриньте такое общество.
Убивайте только, чтобы не быть убитым. Создатель не любит убийц и тех, кто затевает войны без причины.
Не пытайтесь творить добро через зло.
Помните, что вы, горовицы, не одни в этом мире. Вселенная наполнена Его детьми. Они не горовицы, но любите и их.
Не бойтесь смерти, ибо жизнь вечна.
Замолчав, Кэрмоди бросил взгляд на слушателей, пытаясь представить себе, какое представление о добре и зле оставила у них его речь. Затем подошел к высокому валуну, на плоской вершине которого стояла чаша с водой и лежал ломоть хлеба, испеченный из желудевой муки.
— И ежедневно в полдень, когда солнце стоит в зените, пусть мужчина или женщина, избранные вами, сделает это перед вами и для вас. — Кэрмоди взял кусок хлеба, обмакнул в воду и, съев его, сказал: — И пусть избранный вами произнесет сии слова, чтобы они были услышаны всеми.
«Этой водой, из которой вышла первая жизнь, благодарю Создателя за данную им жизнь. И этим хлебом благодарю Создателя за благословение всему миру, и пусть даст Он мне силы противостоять злу бытия. Приношу Ему свою благодарность». — Он замолчал.
Лишь Туту не смотрела на Кэрмоди, ибо торопливо записывала услышанное. Затем она подняла на него глаза, словно спрашивая, собирается ли он продолжать. Но, заплакав, бросила карандаш с грифельной доской и, бросившись к монаху, обвила его руками.
— Звездный корабль летит! — зарыдала она. — Не уезжай!
Общий стон страха и изумления донесся из клювов толпы, когда все увидели, как из-за горного хребта появилось сияющее чудовище и направилось к ним.
Кэрмоди мягко высвободился из объятий Туту и отступил на шаг.
— Приходит время, когда родители должны расставаться с детьми, а дети — становиться взрослыми. Вот это время и наступило. Я должен покинуть вас, потому что меня ждут в другом месте.
Просто помни, что я люблю тебя, Туту. И всех вас люблю тоже. Но я не могу оставаться здесь. Но Он всегда будет с вами. Оставляю вас под Его опекой.
Стоя в пилотской рубке, Кэрмоди не отрывал взгляда от изображения Ферала на экране. Теперь размер планеты был не больше баскетбольного мяча. Он повернулся к Холмъярду:
— Наверное, мне придется отчитаться перед начальством за ту финальную сцену. Должно быть, мне дадут серьезный выговор и накажут. Не знаю. Но в тот момент я был убежден, что поступаю совершенно правильно.
— Вы не должны были говорить им, что у них есть душа, — заметил Холмъярд. — Меня лично эта проблема не волнует. Я считаю, что смешна сама идея души.
— Но у вас есть возможность думать о ней, — возразил Кэрмоди. — Пусть такое же право обретут и горовицы. Разве может существо, способное к осознанию понятия души, не обладать ею?
— Интересный вопрос. И не имеющий ответа. Скажите, вы серьезно верите, что та небольшая церемония, которую вы устроили, удержит их на узкой тропе праведности?
— Я не дурак, — сказал Кэрмоди. — Конечно, нет. Но в данном случае они получили правильные основные указания. И если они исказят их, что ж, я не виноват. Я сделал все, что мог.
— Неужто? — удивился Холмъярд. — Вы заложили основы мифологии, в которой предстанете Богом или сыном Божьим. Неужели вы не понимаете, что, когда по прошествии времени сотрется память о подлинных событиях, связанных с вами, когда поколение будет сменяться поколением, миф станет наслаиваться на миф, а искажение — накладываться на искажение, от правды ничего не останется?
Кэрмоди продолжал смотреть на расплывающиеся очертания шарика.
— Не знаю. Но я дал им нечто, что превратило их из животных в людей.
— Прометей! — выдохнул Холмъярд. И погрузился в долгое молчание.
ОТЕЦ
Father
Copyright © 1955 by Fantasy House, Inc.
© перевод А. Сверчкова
Первый помощник капитана «Чайки» оторвался от панели управления и взволнованно указал на информационный экран с мелькающими на нем цифрами:
— Если приборы не врут, мы в сотне тысяч километров от второй планеты. Их в этой системе всего десять. Но нам везет: одна из них пригодна к жизни. Вторая по счету.
Он замолчал. Капитан Ту с любопытством взглянул на помощника; тот был бледен, лишь в замечании о везении звучала ирония.
— Это Прорва, сэр.
Смуглая кожа капитана побледнела. Ругательство застыло у него на устах, правая рука дернулась, как будто он собирался вытереть пот со лба, но тут же вернулась на место.
— Что же, мистер Гивенс. Попробуем приземлиться. Для нас это единственный выход. Ждите дальнейших распоряжений.
Он резко отвернулся, чтобы никто не мог заметить выражения его лица.
— Прорва, Прорва, — пробормотал он. Облизнув пересохшие губы, капитан заложил руки за спину.
Послышались два коротких звонка. Мичман Нкрума коснулся выключателя интеркома и произнес:
— Мостик.
Ожил встроенный в стену экран, на котором показалось лицо стюарда.
— Сэр, доложите, пожалуйста, капитану о том, что в седьмой каюте его ожидают епископ Андре и отец Кэрмоди.
Капитан Ту, теребя маленькое распятие, висящее у него в правом ухе, взглянул на часы. Гивенс, Нкрума и Меркалов напряженно наблюдали за ним, хотя тут же отвели глаза, когда он повернулся в их сторону. Капитан Ту мрачно улыбнулся, заметив выражение их лиц, затем расправил плечи и приосанился. Казалось, команда очень нуждается в его спокойной уверенности, которая подтвердила бы способность капитана привести их в безопасную гавань. Поэтому он постоял, громоздкий и надежный в своей небесно-голубой форме, не изменившейся с XXI столетия. Все знали, что он чувствует себя в ней смешным, когда появляется в космопорту, но по кораблю он вышагивал в ней, словно рыцарь, закованный в броню. Хотя мундиры и брюки устарели и их можно было увидеть лишь на карнавалах и в исторических фильмах или на офицерах с инопланетных кораблей, но здесь они были вполне уместны. Форма подчеркивала статус капитана, придавала ему значительность, способствующую поддержанию дисциплины. В этот момент он как никогда нуждался в доверии и уважении. Поэтому-то поза его была вполне осознанной; перед командой стоял спокойный и знающий свое дело шкипер, настолько уверенный в себе, чтобы потратить время на общение с пассажирами.
