Грег Бир - Эон
— Отличается от того, что говорили нашим отцам, — закончил за него Мирский, — а до них их отцам.
Они проговорили еще час, на этот раз, о своей армейской жизни. Мирский рассказал, как он чуть не стал политработником. Велигорский кратко поведал об ускоренных курсах, которые он и другие замполиты закончили, прежде чем уйти с космическим десантом.
— В конце концов, нас разделяет не слишком многое, — заметил Велигорский. Мирский налил воды из термоса, пожал плечами и протянул стаканчик полковнику. — Вы знаете о значении политработника… о долге перед партией, перед революцией…
— Какой революцией? — мягко спросил Мирский.
Лицо Велигорского налилось кровью.
— Мы должны оставаться преданными делу революции. Наша жизнь, наш разум зависят от этого.
— Революция начинается здесь, сейчас, — сказал генерал-лейтенант. — Мы освободились от груза прошлого.
Они долго смотрели друг на друга. Вернулся Погодин и молча сел в стороне, смущенно потирая руки.
— Власть должна быть поделена, — заявил Велигорский. — Партия должна быть восстановлена.
— Хватит с нас убийц и невежд, — резко возразил Мирский. — Россию слишком долго насиловали убийцы и невежды от имени революции и партии. Хватит. Лучше я покончу с этим здесь, чем привезу на Землю нашим детям.
Велигорский достал из кармана старинные золотые часы.
— Белозерский и Языков сейчас, наверное, сходят с ума. Не к чему рассказывать, что они сделают, если не найдут меня.
— Это их обессилит, — бросил Мирский. — Пусть немного подождут или повесятся.
Велигорский оскалился и погрозил Мирскому пальцем.
— Ублюдок. Я знаю, кто вы такой. Мечтатель. Мечтатель-диссидент.
— И единственный, с кем вы могли бы безопасно делить власть. — Вы знаете, что они в конце концов постараются убрать вас, и доверяете им не более, чем бешеному псу.
Велигорского это, кажется, не убедило.
— Может быть, теперь мы поймем друг друга?
Велигорский пожал плечами; уголки его рта опустились.
В 12.00 следующего дня Погодин направил антенну грузовика в сторону южной скважины, и Велигорский передал сообщение для Языкова и Белозерского:
— Советские войска четвертой камеры взяли в плен Мирского и его сторонников. Присоединяйтесь к нам. Суд состоится в библиотеке.
Глава 42
Они молча наблюдали, как красная линия сингулярности ведет их к черному щиту. Лэньер присоединился к Карен Фарли и Леноре Кэрролсон, пытаясь найти хоть какой-то смысл в показаниях приборов. Периодически они выдавали осмысленные данные, которых, однако, не было никакого толка.
— Что-то приближается к нам по сингулярности… Это машина, большая и черная, — сказал Хайнеман. — Идет быстро.
Лэньер, оттолкнувшись, подплыл поближе. Оседлав светящуюся им навстречу красную линию, двигалась круглая в поперечном сечении машина вдвое толще трубоход. Ее поверхность была черной и блестела: яркие пурпурные линии вычерчивали на ней квадраты и прямоугольники, расположенные симметричными группами. Лэньер восхищенно смотрел, как они открываются и изнутри появляются всякие захваты и членистые рычаги. Теперь машина напоминала глубоководную подлодку или спятивший перочинный нож.
— Что она собирается делать?
— Она снижает скорость. Похоже, что…
В кабине замигали разноцветные огни. Хайнеман вздрогнул и отодвинулся назад; Лэньер закрыл глаза и заслонил лицо руками.
— Что это? — крикнула Кэрролсон.
Красные и зеленые полупрозрачные объекты снова затанцевали перед Лэньером. Он протянул руку к одному из них, но он оказался нематериальным.
— Это символы или нечто в этом роде, — предположил Хайнеман. — Ты их видишь?
— Вижу. Не знаю, что это и откуда оно взялось.
Радио снова зашипело.
— Пожалуйста, назовите себя и причину, по которой вы приближаетесь к границам Аксиса.
Лэньер взял микрофон у Хайнемана.
— Я Гарри Лэньер. — Интересно, говорит ли это им хоть что-нибудь, мрачно подумал он. — Мы исследователи. Если есть какие-то проблемы…
— Вы желаете адвоката?
— Простите… что?
— Вам немедленно будет назначен адвокат. Являетесь ли вы воплощенным человеком, претендующим на соответствующие права в суде Гексамона?
— Скажите «да», — посоветовала Кэрролсон.
— Да.
— Сейчас вы будете изъяты из потока и препровождены в Аксис Надер.
Один из рычагов машины прошел под брюхом трубохода. Летающие вспышки заслонили лобовое стекло; АВВП накренился и завибрировал. Вокруг фюзеляжа зашипел газ, лампы на пульте погасли. Послышался треск, и после рывка они свободно поплыли.
Трубоход был отрезан от сингулярности и теперь летел по инерции. Затем АВВП был отделен от трубохода.
Хайнеман посмотрел на яркую красную линию и черную машину, все еще вцепившуюся в заднюю часть искореженного, ставшего бесполезным трубохода.
— Они нас оторвали. — Его голос охрип от гнева. — Пойду проверю, все ли цело.
Лэньер забрался в кресло второго пилота. Он тщательно пристегнулся и попытался успокоить дыхание. Почти как вынужденная посадка, подумал он. Ничем не хуже, а может быть, и лучше…
— Вроде бы протечек нет, но я все же предпочитаю находиться в атмосфере! — крикнул из кабины Хайнеман.
Машина отбросила трубоход и растопырила свои захваты, двигаясь в сторону АВВП. Хайнеман снова пробрался вперед между Кэрролсон и Фарли.
— Дерьмо.
Лэньер впервые слышал от него ругательство.
Машины заслонила лобовое стекло, и самолет резко завалился на бок. Плавая в проходе, Хайнеман не завертелся вместе с ним, но Лэньер описал круг вокруг ошеломленного инженера, потом еще один.
— Держись! — крикнул он.
Хайнеман схватился одной рукой за пилотское кресло. Самолет снова закрутился и, словно мастер каратэ, использовал собственную массу Хайнемана, чтобы вывихнуть ему плечо.
Инженер закричал и, выпустив кресло, отлетел в противоположную сторону. Лэньер беспомощно смотрел на него, ожидая, когда вращение прекратиться. Когда наконец наступило затишье, он отстегнулся и, взяв Хайнемана за запястье, мягко подтолкнул его. На лице инженера застыла гримаса боли; глаза его были широко распахнуты, словно у ребенка, которого случайно изувечил друг.
Кэрролсон и Фарли отделались небольшими царапинами, успев ухватиться за поручни. Фарли держала голову Хайнемана, а Кэрролсон — его лягающуюся ногу, пока Лэньер осматривал руку.
— Сукин сын! — взвыл Хайнеман. — Оставь ее в покое.
— Чем дольше она будет вывихнута, тем дольше будет болеть, — объяснил Лэньер. — Не думаю, что что-то повреждено. Господи, как мне ее вправить при нулевой гравитации?
