Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 5
— А далийцев нет. Как вернетесь в Университет, приглядитесь получше.
— Но почему? — спросил Селдон.
— Не любят нас там. Мы другие. Усы наши, к примеру, не любят.
— Но вы можете побри… — начал было Селдон и тут же осекся под гневным взглядом Амариля.
— Ни за что! С какой стати? Мои усы — признак моего мужского достоинства.
— А бороду вы бреете, как я посмотрю. Она не признак вашего мужского достоинства?
— Нет. У нашего народа таким признаком являются усы.
Селдон поглядел на Дорс и пробормотал:
— Там лысины, тут усы — с ума можно сойти…
— Что вы сказали? — гневно переспросил Амариль.
— Не обращайте внимания. Ну и что, неужели дело только в усах? Как-то не верится.
— Мало ли что еще… Говорят, от нас пахнет противно. Мол, грязные мы. Воришки, грубые, глупые.
— И почему же это все говорят?
— Потому что так легко говорить, потому что им так нравится. Ну конечно, поработаешь в термариях, станешь и грязным, и вонючим. Поживешь в такой нищете, так пойдешь и воровать, и драться. Но не все же у нас такие! Взять хотя бы этих длиннющих блондинов из Имперского Сектора, которые думают, будто правят всей Галактикой. Да что там «думают», они и правят ею на самом деле. Они что — не дерутся, не крадут? Если бы они вкалывали, как я, они бы воняли точно так же.
— Конечно, люди везде разные, кто спорит? — пожал плечами Селдон.
— Никто не спорит! Только про нас так думают, и иначе думать никто не хочет и не станет! Господин Селдон, мне нужно убраться с Трентора. На Тренторе я ничего никогда не добьюсь, за всю жизнь. Ни денег не заработаю, ни выучиться не смогу, никогда не стану математиком, так и останусь тем, кем меня считают — полной бездарью и никчемной тупицей.
Он произнес эти слова с отчаянием и безнадежностью в голосе.
Селдон привел последний аргумент.
— Но… вот мы живем в дальской семье. У нашего хозяина чистая работа, хорошее образование.
— Ну конечно! — страстно воскликнул Амариль. — Есть избранные. Избранным иногда позволяют забраться чуть-чуть повыше, чтобы потом говорить, что такое возможно. Но и горстка избранных живет неплохо только здесь, в Дале. Стоит им попробовать сунуться за его границу, и вы увидите, как к ним будут относиться. Ну а покуда они здесь, они тешат свое самолюбие и гордость, унижая остальных, относясь к ним, словно те — грязь у них под ногами. Тогда они воображают себя чистенькими, светловолосыми. И что, интересно, сказал вам ваш милейший хозяин, когда вы объявили ему, что пригласили в гости термальщика? Как, сказал он вам, на кого я похож? Наверняка хозяева смылись из дому, потому что побрезговали находиться в одной квартире со мной.
Селдон облизнул пересохшие губы.
— Я вас не забуду, Юго. Я позабочусь о том, чтобы помочь вам улететь с Трентора. Если не возражаете, можете прилететь в Геликонский Университет. Я вас вызову, как только сам вернусь туда.
— Обещаете? Честное слово? Вам все равно, что я далиец?
— Мне совершенно все равно, кто вы такой. Главное, что вы уже математик! Но то, о чем вы рассказываете, просто не умещается у меня в голове. Не могу поверить, что может сложиться такое дурацкое отношение к ни в чем не повинным людям.
Амариль горько вздохнул.
— Это из-за того, что вы ни с чем таким раньше не сталкивались. Вас это не интересовало, вот и все. А ведь это все так близко, у вас под носом, можно сказать, только вас не касается.
Дорс урезонила его:
— Мистер Амариль, понимаете, доктор Селдон математик, как и вы, и большей частью витает в облаках. А я историк. Я-то знаю, что возвышение одной части общества за счет унижения другой — дело совсем не исключительное. Бывает и похуже. Порой доходит до жуткой ненависти, у которой как будто нет и быть не может разумного объяснения. Это ужасно.
— Это легко сказать — «ужасно», — усмехнулся Амариль. — Вот вы осудите такой порядок вещей, покажетесь кому-то доброй, хорошей, а потом уедете отсюда восвояси, займетесь своими делами, и плевать вы хотели на тех, кого пожалели. А ведь все гораздо хуже, чем «ужасно». То, что здесь творится, противоречит природе, естеству. А ведь мы все равны — брюнеты, блондины, коротышки и высокие, Северяне, Южане, Западники, Восточники, тренториане и иноземцы. Все мы — и вы, и я, и даже сам Император — произошли от людей Земли, правда ведь?
— Произошли от кого? — не веря своим ушам, переспросил Селдон, ошарашенно взглянув на Дорс.
— От людей Земли! — прокричал Амариль. — С той планеты, где зародился род человеческий.
— С одной планеты? С одной-единственной?
— Да. С одной. С Земли.
— Вы сказали «Земля», а имели в виду Аврору, так?
— Аврору? Что за Аврора? Нет, я говорил про Землю и имел в виду Землю. Вы разве никогда не слыхали о Земле?
— Нет, — покачал головой Селдон. — Нет, не слыхал.
— Это мифический мир, — начала Дорс, — который…
— Никакой не мифический, — возразил Амариль. — Самая настоящая планета.
— Мне такое уже не раз говорили, — вздохнул Селдон. — Ну, поехали. Есть в Дале книга, где рассказывается о Земле?
— Что?
— Ну, не книга, кассета какая-нибудь?
— Не понимаю, о чем вы меня спрашиваете?
— Молодой человек, откуда вы знаете о Земле?
— Отец рассказывал. Все про нее знают.
— А нет ли кого-нибудь, кто знает о Земле побольше? Может быть, вас в школе этому учили?
— Нет, в школе об этом ни слова не говорили.
— Как же тогда люди узнают об этом?
Амариль пожал плечами, не понимая, о чем его так усердно расспрашивают.
— Просто все знают, и все. Если хотите послушать рассказы о Земле, есть такая женщина, матушка Ритта. Вроде бы она еще жива.
— Ваша мать? Как же вам тогда не знать, она еще…
— Нет, никакая она мне не мать. Просто ее так все называют. Матушка Ритта. Она старушка, живет в Биллиботтоне. Жила раньше, по крайней мере.
— А где это?
— Там… — Амариль неопределенно махнул рукой.
— Как туда добраться?
— Добраться? Нет, нет, даже не думайте. Оттуда не возвращаются.
— Это почему же?
— Поверьте мне. Даже не думайте.
— Но мне хотелось бы повидать матушку Ритту.
Амариль покачал головой.
— Вы с ножом обращаться умеете?
— С каким ножом? Для чего?
— С острым ножом. Вот таким.
Амариль притронулся кончиками пальцев к широкому ремню. Часть ремня отъехала в сторону, и в открывшемся углублении блеснуло тонкое, острое лезвие.
Рука Дорс тут же крепко сжала правое запястье юноши.
