Роберт Хайнлайн - Луна жестко стелет
Двое суток нам было абсолютно не хрен делать кроме как выполнять процедуры насчет не занести на Луну всякую заразу. Но я не возражал ни против зубами стучать от озноба, ни против помаяться от горячки. Невесомость – сама по себе отдых, а еще и по дороге домой – так я себя не помнил, настолько был радостный.
Ну, не совсем радостный, так что проф меня даже спросил, чего это я кисну.
– Да так, – говорю. – Домой охота – терпенья нет. Но… По правде-то, на глаза неохота показываться после того, как мы облажались. Проф, что мы не так сделали?
– Облажались, говоришь?
– А как еще назвать? Рассчитывали, мы пробьем насчет признания. А мы не потянули.
– Мануэль, я должен перед тобой извиниться. Ты помнишь прогноз Адама Селены насчет наших шансов перед отъездом из дому?
Хотя Стю поблизости не было, имени «Майк» мы никогда не упоминали. «Адам Селена» – так безопаснее.
– Еще бы не помнить! Один из пятидесяти трех.
А когда добрались до Эрзли, упало до одного из сотни. Как полагаете, а теперь сколько? Один из тысячи?
– Я получал прогнозы каждые несколько дней… И вот именно по этому поводу и должен принести извинения. Последний получил как раз перед отъездом, причем в предположении, что нам удастся сбежать, покончить с Террой и добраться домой целехонькими. Или что хоть одному из нас троих это удастся, вот почему камрада Стю домой вытребовали при том, что он в диком темпе всё больше склонял эрзликов в нашу пользу. По сути-то, восемь прогнозов на разные случаи: от того, что мы все трое погибнем, до того, что все трое спасемся, и еще куча промежуточных. Не соизволишь ли поставить пару-другую долларов на то, каков последний прогноз, обозначить в скобочках свое мнение? Я маленько намекну. Ты уж чересчур в пессимизм ударился.
– А, да пошло оно на! Скажите, не томите.
– Шансы не в нашу пользу сейчас семнадцать против одного. И чем дальше, тем выгодней будут для нас. А я тебе об этом не говорил.
Я на радостях аж кувыркнулся – и жутко обиделся.
– А по какому-такому случаю мне не говорили? Проф, если я из доверия вышел, турните меня из исполкома и замените на Стю.
– Это пожалуйста. Он войдет, если что-то стрясется с любым из нас: со мной, с дражайшей Вайоминг или с тобой. Я помалкивал на Эрзле и только теперь тебе говорю вовсе не потому, что ты из доверия вышел, а потому, что ты не актер. Ты мог справиться с ролью только в том случае, если глубоко верил бы, что наша цель – добиться признания независимости. Притом чем глубже верил бы, тем лучше сыграл бы.
– Тоже скажете!
– Мануэль, Мануэль, наш первейший долг был драться за это изо всех сил. И обязательно не добиться успеха.
– А я что, недостаточно взрослый пацан, чтобы об этом знать?
– Мануэль, не надо. От того, что тебе темнили, наши шансы только росли. Спроси потом у Адама. И разреши добавить, что Стюарт принял вызов на Луну с восторгом, причем даже не спросил, а с чего это. Камрад, этот комитет по расследованию был слишком мал, а его «высокочтимый» – слишком умен. Всю дорогу был риск, что они предложат нам приемлемый компромисс, причем особенно в первый день. Если бы нам удалось протолкнуть наш вопрос на Великую Ассамблею, то с гарантией вышла бы нужная дурость. Но нам не дали. Всё, что я мог сделать, – это натравить комитет на нас, даже унижаясь до личных оскорблений, лишь бы добиться, чтобы хоть один из его членов лишился здравого смысла.
– Гад буду, мне вовек не понять, что такое подход на уровне должной высоты.
– Видимо, да. Но наши с тобой таланты взаимно дополнили один другой. Мануэль, ты хочешь видеть Луну свободной?
– Сами знаете, что да.
– И ты знаешь, что Терра в силах покончить с нами.
– В элементе. Ни один прогноз даже близко не спал рядом с равными шансами. Вот до меня и не доходит, за каким вам надо было натравливать их на нас.
– Погоди ты. Поскольку они способны навязать нам свою волю, наш единственный шанс – ослабить эту волю. И ездили мы на Терру только ради этого. Чтобы воткнуться клином. Чтобы посеять разные мнения. Самый проницательный генерал из тех, что были в Китае за всю его историю, однажды заметил, что высшее военное искусство состоит в подрыве воли противника, причем настолько, чтобы он сдался без боя. Именно в этом плане следует понимать и нашу цель, и опасность, которая нам больше всего грозила. Предположим, – и в первый день очень на это смахивало, – нам предложили бы заманчивый компромисс. Вместо Вертухая – губернатора, причем, возможно, из числа лунтиков. Местное самоуправление. Членство в Великой Ассамблее. Повышение цен на зерно на срезе катапульты и надбавку за дополнительные поставки. Осуждение поведения Хайберта, плюс соболезнование по поводу насилия и убийства, плюс приличную денежную компенсацию родственникам погибших. Мы бы это приняли? И вернулись бы с этим домой?
– Они нам ничего такого не предлагали.
– "Высокочтимый" готов был предложить нечто в этом роде на первом же заседании, и в тот момент он держал комитет в руках. Он предложил нам начальную цену, вполне достаточную, чтобы торговля продолжилась и кончилась сделкой. Предположим, мы в главных чертах добились бы всего, что я перечислил. У нас дома это приняли бы?
– Скорей всего, да.
– Не «скорей всего», а с восторгом. Потому-то так и мрачен был прогноз, когда мы отправлялись в путь. Именно этого надо было избежать любой ценой – соглашения, которое успокоило бы умы, ослабило бы волю к сопротивлению, а в сущности ничего не изменило бы в нашем сползании к предсказанному бедствию. Поэтому-то я ушел от разговора, саму возможность компромисса вдрызг изничтожил своими неуместными выходками и вежливенькими подкусываниями. Мануэль, ты и я, мы знаем, и Адам знает: с поставками продовольствия должно быть покончено. Только это может спасти Луну от беды. Но ты можешь представить себе фермера-хлебороба, который боролся бы за прекращение хлебопоставок?
– Нет. А нельзя ли отсюда дознаться, как у нас дома встретили новость о прекращении поставок?
– Нет такой новости. Именно поэтому Адам придержал ее, Мануэль. Никаких оповещений не будет ни на Терре, ни у нас – вплоть до нашего возвращения. Закупки зерна продолжаются. И баржи как прибывали в Бомбей, так и прибывают.
– А вы там сказали, что с этим покончено.
– Больше пригрозил, а не побил горшки. Чуть больше барж – нам без разницы, нам важнее выиграть время. Союзников у нас нет, за нас меньшинство. Имеется меньшинство, которое временно может быть привлечено на нашу сторону, сейчас неважно, каким именно способом. Но есть еще одно меньшинство, которое потенциально против нас. Это фермеры-зернопроизводители, они в жизни не занимались политикой, но цены на зерно знают четко. Они со скрипом, но одобрили декларацию, понадеялись, мол, стоит подождать, пока выяснится, что к чему. Но как только мы объявим о прекращении поставок, они всеми силами выступят против нас. И Адам имеет в виду обеспечить нам твердое большинство в тот момент, когда мы объявим эмбарго.
