Сборник - Фантастика 1972
Сам Озол был вовлечен в орбиту хомофеноменологии примерно через год после того, как Старик дал Баржину лабораторию. Однажды Баржин наткнулся на научнофантастический рассказ, в котором некий Озол писал о неиспользованных физических и психических возможностях человека. Идея как таковая была не нова и обыгрывалась в научной фантастике неоднократно. Но Озол нашел любопытное решение: стресс, но стресс “пролонгированный”, длительный и управляемый. Лонгстресс. Баржин показал рассказ Позднякову.
– А что? - сказал Леша. - В этом есть нечто… Я и сам об этом думал. Прикинем?
– По-моему, стоит, - сказал Баржин. - Так что ты прикинь, а мы поищем этого парня.
Найти Озола оказалось несложно. Хотя он не был членом Союза писателей, но состоял в какой-то секции, и адрес Баржину дали сразу же. С такими людьми Баржину еще не приходилось встречаться. Было Озолу от силы лет тридцать; он был лохмат, бородат и усат - истинно поэтическая внешность. Резкий, угловатый, иногда он был совершенно невыносим. И в то же время Баржин готов был голову дать на отсечение, что Озол талантлив.
Озол обладал буйной фантазией. Сам он объяснял это очень просто:
– У всех вас на глазах шоры образования, специализации. А вот я человек простой, необразованный, - Озол всегда бравировал своей десятилеткой, любил прикидываться этаким “мужичком из глубинки”, - я могу девять раз попасть пальцем в небо, зато уж десятый… Потому что меня не ограничивает знание всех законов. Помните старый анекдот про Эйнштейна: “Десять тысяч мудрецов знают, что этого сделать нельзя, потом появляется дурак, который этого не знает, и он-то делает великое открытие”? Вот таким дураком и надо быть! Я дилетант. В лучшем, но, увы. утерянном значении этого слова. Ведь что такое дилетант в исконном смысле? Противоположность специалисту. Специалист знает все в своей области и чуть-чуть в остальных. Дилетант же, не имея специальных познаний ни в одной области, имеет представление обо всех…
Озол загорелся идеей. И, подстрекаемый хомофеноменологами, написал рассказ. Рассказ о человеке, в котором сошлись все известные ныне уникальные способности; человеке, считающем как Шакунтала Дэви и Уильям Клайн; читающем по 80 тысяч слов в минуту, как Мария-Тереза Калдерон; не нуждающемся в сне, как Иштван Кайош; помнящем все, как Вано Лоидзе; человеке, чьи способности неисчислимы и неисчерпаемы, для которого телепатия, телекинез, левитация - обыденность, а не утопия.
И если для читателей рассказ был просто еще одним фантастическим опусом, то для всей баржинской лаборатории он стал программой. Это была их мечта, их план, овеществленный фантазией и талантом Озола. И номер журнала лежал у каждого из них - у кого в столе, у кого дома…
Следующим заявился, как и следовало ожидать, Лешка, баржинский школьный приятель, руководитель теоретической группы лаборатории и вообще… Что скрывалось за этим “вообще”, Баржин и сам не знал. Но без Позднякова лаборатория была бы совсем не той…
Лешка молча поставил на стол бутылку коньяку, ткнул в вазу букет гвоздик, потом подошел к Баржину, встряхнул за плечи:
– Ну, шеф, торжественные дары будут в следующий раз. Пока же нам не сорок, а лишь тридцать девять, с чем и имею честь поздравить! И знаешь, давай сегодня ни о чем не думать! Будем пить, танцевать и рассказывать анекдоты. Договорились?
– Ага, - сказал Барашн, прeкрасно зная, что ни он, ни Лешка при всем желании не смогут “ни о чем не думать”. - Догово рились. И давай-ка, брат, помоги мне накрыть на стол, не то Озол ругаться будет.
– Буду, - подтвердил Озол из кухни, откуда уже доносились совершенно неправдоподобные ароматы. - Еще как буду! Так что, если хочешь спасти шефа, Лешенька, - принимай командование на себя. Он у нас сегодня в расстроенных чувствах, он у нас сегодня недееспособный…
– Язва ты, - фыркнул Лешка. - Фан-та-сти-чес-кая.
– Кофе не дам, - парировал Озол. - А что твой коньяк без кофе?
– Мы уже идем! - взмолился Поздняков. - Ив самом деле пойдем, а то он такой, он все может…
Что бы Лешка ни делал, все получалось у него изумительно изящно. И сейчас, глядя, как он сервирует стол, Баржин снова - в который раз! - не мог удержаться от легкой, “белой” зависти.
Будучи внуком - точнее, внучатым племянником - известного композитора, Лешка обладал абсолютным слухом и неплохим баритоном. - на радость всей семье, прочившей ему великое будущее. Но он пошел в медицинский, а окончив - уехал в Калининград, где стал судовым врачом на БМРТ. Был он врачом, как говорили в старину, “божьей милостью” - блестящим хирургом и вообще универсалом. А если учесть, что к тому же он был человеком обаятельным, умел вызывать “улыбки дам огнем нежданных эпиграмм”, знал анекдоты чуть ке “от Ромула до наших дней”, любил и умел танцевать, как былинный Поток-богатырь, играл на рояле, - если учесть все это, то неудивительно, что всегда и везде он становился душой общества.
Когда-то они с Баржиным учились в одном классе. И встретились снова десять лет спустя, когда Лешка приехал в Ленинград поступать в ЛИТМО - Ленинградский институт точной механики и оптики - на факультет медицинской кибернетики.
– Понимаешь, Боря, - сказал он тогда Баржину, - как хирург я не смогу сделать шага вперед без медкибернетики. Тяжко без нее. Специалистов мало, у меня же есть некоторые преимущества, я ведь практик.
Баржин сразу же решил, что Лешка будет в лаборатории. Будет, чего бы это Баржину ни стоило. А своего он умел добиваться. И не ошибся. Во всяком случае, большая часть теоретических разработок лонг-стресса - бесспорная заслуга Позднякова.
Они уже почти покончили с сервировкой, когда пришел Гиго Чехашвили, а вслед за ним Зойка.
Когда раздался еще один звонок, Баржин не выдержал и сказал, глядя прямо в невинные глаза Перегуда:
– Шли бы уж вы все сразу, что ли! Все равно ведь ненатурально получается, несмотря на всю вашу чуткость…
Перегуд ухмыльнулся и, обернувшись, крикнул в лестничный пролет:
– А ну давай сюда, ребята! Шеф приглашает!
Баржин не выдержал и расхохотался - до слез, чуть ли не до истерики, - впервые за этот вечер.
А через полчаса квартиру было не узнать: Лешка с Озолом сделали из стола что-то фантастическое; Зойка с Зиминым - и когда они только успели? - умудрились натянуть через всю комнату нитки и подвесили на них всякую ерунду: серпантин, какие-то бумажки с лозунгами и картинки; над письменным столом был приколот лист ватмана, на котором Перегуд изобразил в рисунках жизнь и творчество Б. В. Баржина от рождения до сегодняшнего вечера; на столе кучей были свалены подарки.
– По местам! - рявкнул вдруг командирским басом Озол. - Равнение на именинника!
