Сергей Костин - Чокнутый
Такого момента растерянности и непонимания момента Мил пропустить не мог. Пока основные силы Проклятых разбираются с непонятным шумом в начале колонны, а оставшиеся не знают, на какую лапу ступить, следует действовать.
Мил прыгнул с места, не готовясь. И это была его первая ошибка. Неподготовленный прыжок всегда обречен на неудачу. Говоря человеческим языком. Мил не произвел предварительных расчетов. Его тело, неподготовленное, взвинченное в неподходящий момент, задело за толстую лиану, скрытую до того листьями, сбилось с траектории и рухнуло прямо к ногам ошарашенных мутантов.
Милу повезло. Вернее, ему повезло даже два раза. Мутанты растерялись от неожиданности. А когда поняли, что нападающий один и его легко завалить, тем более он и так валялся на земле с задранными к небу лапами, подоспела помощь.
Альвареза задержался. Он ждал от Мила сигнала. И когда тот, сломя хвост, ломанулся вперед, нарушая все законы засады, орангутанг запаниковал. Впрочем, это длилось недолго. Альвареза, видя, в какое неприглядное положение попал Чокнутый, решил действовать внаглую. Он дико заорал и, ломая ветки, вывалился на тропу. Единственное, что его отличало от Чокнутого, – то, что обезьяна стояла на лапах и могла свободно общаться с мутантами. Но единственное, что он успел, так это выругаться, когда на него и Мила навалилась куча мутантов. Уже задыхаясь под грудой тел, чувствуя цепляющиеся за шкуру чужие руки, Альвареза подумал о том, что, наверное, он был плохим другом Чокнутому, раз не смог уберечь его от смерти.
Старые жители, не понаслышке знающие все мудрости джунглей, говорят: «Важно не то, как ты ловок и силен. Важно, как часто тебе везет на охоте». Судя по всему, Чокнутому и на этот раз повезло по принципу «на новенького». На какое-то время внимание мутантов отвлек вопящий Альвареза, который, применяя все известные ему запрещенные приемы, буквально изводил Проклятых. Если бы кто сумел произвести краткий обзор нанесенных им увечий, то, без сомнения, удивился бы. Кроме стандартных укусов, царапин и небольших увечий, Альвареза умудрился откусить чье-то ухо, выдавить пару глаз. Ко всему следует прибавить незаживающие моральные раны от устных оскорблений, на которые данный представитель великих джунглей был особый мастер.
Так что в тот момент, когда Проклятые вполне осознали серьезность намерений Мила и орангутанга, сам Мил пришел в себя и теперь находился в более приемлемом положении, нежели на спине, с задранными лапами и подставленным для всеобщего обозрения белым пузом. Мила даже не смущало то обстоятельство, что на нем, как на последней грузовой кляче, восседало не менее четырех мутантов, которые старательно его покусывали, пощипывали и вообще, стыдно сказать, щекотали.
Мил, придя в себя, занялся делом, которое любил однозначно.
Драка. Что может быть прекраснее этого животного проявления чувств. Когда ощущаешь, как дрожит все внутри, как гулко дергается сердце, норовя выскочить из положенного ему природой места. Проносящиеся мимо, и не всегда мимо лапы с распущенными веером когтями. Оскаленные морды, которые так и норовят приблизиться поближе и сделать что-нибудь неприятное. А когда удается нанести точный удар, как ликует душа. Как поет она! Листья перемешиваются с комьями земли. А земля перемешивается с кровью и выдранными клоками шерсти. И листья, и кровь становятся пурпурными от этой крови. Славьтесь джунгли! Для вас льется кровь.
Альвареза просунул морду сквозь навалившихся на него мутантов и, хрипя, крикнул:
– Сваливаем!
Собственно, Мил и не был против. Любая задержка на тропе грозила неминуемой гибелью. Вокруг слишком много мутантов, которые быстро сообразят, что та группа, которая, вопя что есть мочи, разбегается по джунглям, всего лишь приманка. Сообразят и направят свои колченогие лапы к жителям. А это неприятно.
Мил стряхнул с себя мутантов, одновременно распоров кому-то брюхо, скакнул в сторону, освобождая себе место, и быстро огляделся.
Орангутанг, изрядно потрепанный, но все еще полный сил и нездорового энтузиазма, сносно отбивался. Ириза, старая Ириза, ругаясь, приводила в сознание не ко времени свалившуюся без чувств Шейлу.
Ситуация, прямо сказать, не слишком привлекательная. Если молодая пантера так и будет валяться на тропе, все дело, вся кровь прольется насмарку.
Мил одним прыжком оказался рядом с пантерами, почти грубо оттолкнул Иризу и, коротко размахнувшись, всадил лапу в грудную клетку Шейлы. Проверенный способ приводить в себя обморочных девиц. Немного трудно становится дышать, но голова начинает соображать на удивление четко и ясно.
Шейла дернулась, захрипела, пытаясь втянуть в легкие воздух, и дико закрутила глазами.
– Бежать можешь? – У Мила не было времени на лирические разговоры. Все потом. И «здравствуй», и «пожалуйста».
Шейла коротко кивнула.
– Тогда быстро в джунгли. В сторону звезды. Там ждут.
– А ты? – Шейла, как и любая другая пантера, уже выполняла приказ, полученный от вожака. Сказано бежать – значит, бежать.
А Чокнутый только улыбнулся, показывая, что у него все будет в порядке. Улыбнулся и бросился в кучу, в которой возился Альвареза.
Уже петляя между вьющихся лиан и переплетенных корней деревьев, Шейла подумала о том, что Чокнутый такой же, как и все самцы. Первым делом почесать лапы да попробовать на крепость свой череп, а уж потом ласковые слова и нежные взгляды для самок. И собственно, это замечательно. Потому что Шейла вряд ли поняла бы Чокнутого, если бы тот побежал с ними, оставив орангутанга умирать одного на тропе.
Но Альвареза в это время и не собирался кончать жизнь самым нескромным образом – под лапами мутантов. Что и говорить, пантера и орангутанг, собравшиеся вместе и объединенные единой целью, это не пара идиотов шакалов, решивших порадовать свои подленькие и ненасытные желудки свеженькой носорожинкой. Отбиваясь, огрызаясь и отцарапываясь, два товарища, если не сказать напарника, отходили в джунгли, прикрывая бегство пантер. Собственно, трудной работой назвать это было нельзя. Мутанты, которым поручили сторожить пленниц, в настоящее время занимались не своей работой и справедливо полагали, что незачем понапрасну лишаться отдельных частей тела ради тех, кого уже вроде и нет в обозримом видимом пространстве.
Поэтому, когда минут через десять мутанты повернули обратно к тропе, подбирая по дороге раненых и мертвых, Альвареза даже расстроился.
Высоко подпрыгивая, колошматя себя в грудь огромными окровавленными кулаками, он нещадно ругался, клеймя Проклятый народ нехорошими словами и труднопереводимыми словосочетаниями.
