Андрей Егоров - Книга Темной Воды (сб.)
— Я не обижаюсь, – ответил Меннинг.
— И продавать меня не будешь?
— Нет! И даже больше того. Когда приедем на постоялый двор, получишь ведро овса…
— И только-то? А выпить чего? – Конь перешел на галоп. – Я, знаешь ли, очень пристрастился к спиртному, когда жил у Арчибальда Харварда. Окружающие называли его пропойцей, а, по-моему, он был очень веселым и душевным человеком. К сожалению, потом он пропил и титул, и родовое поместье, ну и меня, конечно, в придачу. Но надо отдать ему должное — меня он пропил в последнюю очередь.
— Ну, хорошо, получишь светлого эля, – пообещал Альфред Меннинг, представляя, как будут удивлены конюшие…
— Светлого э-э-эля? – протянул конь. – Я, знаешь ли, вино все как-то больше употребляю. От эля у меня изжога. А вино полезно для лошадиного кровообращения.
— Ну, хорошо, будет тебе вино.
— Хозяин, – конь покашлял, – а не мог бы ты для меня тогда еще подыскать парочку породистых кобылок? Мне хватило бы одной ночи с красотками наедине, чтобы потом в течение целой недели чувствовать себя превосходно… А то вино и без кобылок. Ну, ты меня, наверное, понимаешь…
— Ладно, – Меннинг потрепал коня по шее, помня о том, что уши он просил не трогать, – сделаю все, что от меня зависит. Получишь кобылок! – Он хмыкнул.
После этого обещания конь ненадолго умолк.
— Хозяин?! – прервал он молчание.
— Ну, что тебе?! – начиная раздражаться, проговорил Меннинг.
— А ты не злись, не злись… Я вот тут думаю о новом седле… Это уж больно натирает спину.
— Ладно! – сказал Меннинг. – Будет!
— А остальное, ну там повод, удила…
— Хорошо…
— Видел однажды лошадку, а на ней такая бархатная попона…
— Да! – буркнул Меннинг.
Тишина и на этот раз длилась недолго.
— Как ты думаешь, хозяин, нет ли на постоялом дворе брадобрея, мне кажется, я так сильно оброс, неплохо бы мне сделать какую-нибудь модную прическу, завить в гриву синие ленточки, какие-нибудь красивые веревочки подвязать. Ну, ты же понимаешь?! Я, ведь, настоящий боевой конь!
— Нет! – отрезал Меннинг, пребывая в сильнейшем раздражении. – И вообще, я только что подумал. Не будет тебе нового седла, вина, светлого эля, попоны и кобылок. Получишь овса — и будешь спать в стойле, как все нормальные лошади. Понятно?
— Поня-а-атно, – протянул конь, – вот она человеческая благодарность. Я, значит, спасай его жалкую жизнь — рискуй собственной драгоценной шкурой. А он вон как себя ведет. Ну что же, не сказал бы, что я сильно удивлен, ничего другого от вашей породы ожидать не приходится. Все вы — проклятые лошафобы.
Сапожник
Засаду на дороге предложил устроить Фантон Сапожник. Прозвали Фантона так за то, что всех, кого грабил, он оставлял без обуви. Жаден был до невозможности. И настолько же горд своей персоной. Еще бы — ведь он возглавлял шайку самых отъявленных головорезов.
Познакомились мы недавно. Зато за неполную неделю успели ограбить кожевенную лавку, пару ростовщиков и одного богатого купчишку с окладистой бородой, чьи красные сапоги с загнутыми носами теперь носил Фантон. Бородатый купец уковылял куда-то босиком, а вместе с ним и незадачливые охранники. Они побросали оружие сразу, как только услышали суровый крик нашего главаря: «Сдавайтесь, и мы оставим ваши жалкие жизни!»
— Значит так, – говорил Сапожник, когда мы решили устроить засаду на дороге, – вы, парни, спрячетесь в той роще. Мы с Буйволом укроемся в овраге напротив. Как только покажется обоз, бегите ему наперерез и орите, что есть сил. Вид у вас безобидный, так что они ничего не заподозрят. Решат, что вы просто парочка свихнувшихся от голода крестьян…
Мне-то что, я человек не обидчивый, а старика Стилета, в прошлом злодея, каких свет не видывал, слова Сапожника порядком тронули.
— Эт’ты врешь, – сказал он и глаза его блеснули огнем прежней отчаянной славы, – Хромой, – так они меня называли, – может, и сойдет за голодранца, а у меня взгляд гордый, как у орла, и стать настоящего мужчины. Они во мне сразу угрозу признают!
Фантон Сапожник на старика посмотрел скептически, но возражать не стал. Репутация, как я уже говорил, у Стилета была самая что ни на есть серьезная. Кто его замшелый разум знает. Опустится на землю ночь, возьмет старик, да и прирежет главаря шайки, будучи не в силах пережить жестокую обиду.
— Ну, хорошо, – согласился Сапожник, – значит, будем действовать так. Ты, Хромой, раз пошел такой расклад, будешь сидеть в роще один. Когда увидишь обоз, беги наперерез и кричи, что есть сил. Вид у тебя безобидный, так что они ничего не заподозрят. Просто еще один, – на этом слове он сделал акцент, – свихнувшийся от голода местный крестьянин. Ясно? – уточнил Фантон и глянул на меня с презрением.
— Да, – ответил я. Чего неясного. План как план. Большинство грабежей, которые обделывали разбойничьи шайки на торговых трактах Южного побережья, проходили по той же схеме.
— Вот и ладненько. Как только они замедлят ход, мы выбежим из засады, скрутим их, и… — Лицо его сделалось задумчивым. – Заберем сапоги…
— А деньги? – буркнул Стилет.
— И деньги, само собой.
— А если они не замедлят ход? – вмешался Буйвол. Среди нас четверых он был самым молодым, крепким и задиристым. С ним старался не спорить даже склочный старик Стилет. Мне уже довелось видеть Буйвола в деле. Удар у парня был такой, что при желании он мог бы пробить кулаком каменную стену. А людей укладывал за милую душу, одного за другим. Только и видели все вокруг, как его пудовые кулаки мелькали, словно мельничные жернова. К тому же, он здорово стрелял из арбалета, и у нас в отряде числился стрелком.
— Замедлят, – уверенно сказал Фантон. – Ты только посмотри на Хромого. Где еще встретишь такого урода? Да возничий как только увидит его согнутую спину и перекошенную физиономию, непременно захочет остановиться, чтобы подивиться на подобную красоту. – Сапожник хохотнул.
Я и в этот раз не стал возражать. Уродство мое не столь очевидно, как кажется некоторым. Лицо, может, и кривовато, зато ум живой. Бывают случаи, когда и я выгляжу настоящим красавцем. Если вы любите магические безделицы так же, как люблю их я, то прекрасно знаете, как можно добиться того, чтобы красавцем тебя считали все пышные красавицы в округе. Впрочем, у моих магических безделушек другое предназначение.
Обоз показался ближе к вечеру, что было нам только на руку. Сумерки уже опускались окрест серой вуалью, скрывая таящихся в кустарнике у оврага разбойников.
Я, как и было задумано, заковылял из рощицы, завывая не своим голосом:
