Юлия Остапенко - Жажда снящих (Сборник)
Ян не знал, откуда пришла эта мысль – но бороться с ней он не мог и не хотел.
– Я не пойду туда, – сказал он.
Старик остановился. Оглянулся. Его лицо, изборождённое морщинами, когда-то было красивым и до сих пор оставалось мужественным. И на нём Ян прочитал то, о чём не было необходимости говорить вслух.
«У меня просто нет выбора», – подумал он, ступая на холодные шершавые ступени.
Там, внутри, была статуя. Фигура женщины, старой, иссохшей, со смертельной тоской в глубине каменных глаз – стояла у дальнего портика, за постаментом.
А на постаменте лежала девушка, столь же недвижимо, но её нельзя было принять за статую.
Ян остановился у входа, глядя, как старик подходит к ней.
– Кто это? – резко спросил Ян, хотя знал, что вопрос бессмысленен… и ответ на него тоже знал.
– Лаурейя, – сказал старик. – По-вашему – Заря. Ты должен разбудить её.
Тогда Ян шагнул вперёд и увидел.
Она была из этих, странных… но так от них отличалась. Бледная, прозрачная – и холодная, твёрдая, как мрамор, Ян знал это, не касаясь её. Но в то же время – другая. Чужая и чуждая этим сонным стенам, спёртому воздуху… И не потому, что она была красивее любого существа, какое Ян видел в своей жизни. Не потому, что у неё были золотые волосы – из настоящего живого золота, тяжкой массой лежавшие на мраморе постамента. Не потому, что при одном взгляде на неё Ян вспомнил все те старые полузабытые сны, которые уже множество лет не давали ему покоя.
Просто она улыбалась.
– Я… – Ян понял, что охрип, попытался прочистить горло, но у него ничего не вышло. Тогда он сдался и просипел: – Что всё это значит? Кто… вы эльфы?
– Нет. Не совсем. Мы гораздо древнее эльфов. Отчасти – они наша младшая раса… но это не важно. Нас почти не осталось. Этот город – остатки народа, много тысячелетий назад правившего миром. Нас прокляли в те времена, когда ещё не родились человеческие боги. И только раз в сто лет является чужак, способный снять проклятье. Всего на шестнадцать лет… но это лучше, чем ничего.
– Я не понимаю…
– Лаурейя – наша принцесса. Когда ей исполнилось шестнадцать, она уснула, как и все принцессы до неё. И спала сто лет, ожидая тебя. Теперь ты поцелуешь её, и она проснётся. И проснётся наш город, наш народ. Ты станешь её мужем, она родит от тебя дочь, и когда той исполнится шестнадцать, она тоже уснёт. Вместе с нами. Ещё на сто лет.
– Подождите, – Ян коснулся ладонью стены. Он не чувствовал слабости в ногах, но знал, что она вот-вот появится. – Не так быстро… Вы что, хотите, чтобы я остался здесь?
– Не важно, хочу ли этого я, мальчик. Так просто будет. Так всегда было. Не тебе решать.
Ян смотрел на её улыбку.
Ян Тайли нравился девушкам, а ему нравилось смотреть, как девушки улыбаются. Он любил смешить их, щекотать, целовать так, чтобы им стало легко и приятно – чтобы они улыбались, потому что улыбка любую дурнушку делает красавицей. Так было, пока он не встретил Марту. Он полюбил её сразу – за лучики ярко-жёлтого света, плясавшие на её губах, словно сквозь них улыбалось солнце…
Но сейчас он понял, что, наверное, ничего не знал о том, как улыбается солнце. До этого мгновения. Потому что вот оно, здесь – на этих губах. Девушка по имени Заря.
Ян с трудом моргнул, выдохнул, покачал головой.
– Я… хорошо, я разбужу её. Если… хотите. Если смогу. Но потом уйду. Меня… меня ждёт невеста, я должен идти к ней.
– Ты не уйдёшь. Не сможешь.
– И кто меня остановит? – вскинулся он.
– Никто. Поцеловав её, ты забудешь обо всех женщинах, которых знал раньше. И просто не сможешь уйти.
Ян верил этому. В другое время лишь притворился бы – но теперь верил на самом деле. И Марта… На краткий, чудовищный миг он подумал, что Марта так далеко… И одни боги ведают, суждено ли ему добраться до неё, увидеть… её улыбку. С которой тоже улыбалось солнце… но это было, наверное, какое-то другое солнце.
– Не сомневайся, – сказал старик и улыбнулся – совсем не так, как улыбалась спящая девушка… и в то же время неуловимо похоже. – Впрочем, я тоже сомневался.
Ян вскинул на него глаза. Медленно проговорил:
– Вы… так вы…
– Её отец.
– Так сколько же вам…
– Сто сорок три, если не ошибаюсь… Неплохо сохранился, да? – Его улыбка на миг поблекла, потом вернулась и засияла с прежней силой. – Ты станешь частью этого народа – а они долгожители.
Жить столетия… и столетиями видеть эту улыбку.
(…Марта…)
Ян нерешительно шагнул ближе. Протянул руку к лицу девушки, отдёрнул, не коснувшись его. Она улыбалась так… безмятежно. Так умиротворённо, радостно, светло. Это не золото её волос отблескивало на плотно сжатых губах – напротив, с губ струился свет, переливающийся в волосах… единственный свет в этом месте. «Тут же нет солнца, – вдруг понял Ян. – Здесь только свинцовое небо… без солнца».
(…а Марта…)
Она была солнцем этого мира.
– Боже, какая же ты красивая, – бессильно прошептал он, хотя знал, что это ложь, не в красоте дело. И, может, даже не в улыбке.
– Вот видишь, – сказал отец девушки-зари. – Я же говорил, это легко.
Ян сделал ещё один шаг и оказался у самого постамента. Ему безумно хотелось коснуться этих губ – и было так страшно… страшно потревожить свет, который затаился на них.
«Она спит, и она счастлива в своём сне», – подумал Ян.
Будет ли она счастлива, когда я её разбужу?
Он не мог ответить на этот вопрос – у него просто не было времени, он уже склонялся над ней, нет, над её улыбкой.
(…Марта, Марта… Марта ведь улыбается… тоже.)
И, уже касаясь дыханием её сомкнутых век, он вдруг увидел, что статуя содрогнулась.
Ян выпрямился, так резко, что закружилась голова. Если это были чары, то самое время им сгинуть – но нет, свет всё так же искрился на губах принцессы древнего народа, и воздух был всё так же тяжёл и душен, и Марта была по-прежнему так далеко…
Только он почему-то и в мыслях видел сейчас её улыбку – не такую, как эта, другую.
А статуя, стоявшая за постаментом, не улыбалась. Ян ощутил мучительную неправильность – и одновременно понял: это вовсе не статуя.
Серые, как пепел, волосы слабо шевелились вокруг её плеч, хотя не было ни малейшего ветерка. А в глазах, где-то на дне глухой дикой тоски – отвращение.
То самое, которое он уже видел. Там, у ворот.
Ян сделал шаг назад. Хотелось смотреть на улыбку Лаурейи, но он не мог.
– Кто это?
Старик молчал долго, очень долго. Потом ответил:
– Это её мать.
– Что она делает здесь?
– Спит. С тех самых пор, как уснула её дочь. И весь город вместе с ней.
– Но они ведь… живые. Они так на меня смотрели… и она вот сейчас…
Старик молчал. Ян резко обернулся к нему.
– Смотрели с отвращением! Что это, дьявол побери, значит?!
