Станислав Михайлов - Жемчужина
Ничто не грозит берегам Лальм, пока работают древние машины, привезенные жрицами Весенницы с прежней, затонувшей, как говорят, родины. Даже святоши побаиваются их, потому и затеяли эту безумную авантюру с ударом по Зеленой звезде.
Интересно, они уже спустили Вестник с цепи? Корабли уже уничтожили чужую жизнь? Разрядили весь свой боезапас, теперь Жемчужина обречена?
Что-то подсказало мне: нет, нет, нет.
Это был не голос. Просто знание. Как звук от камня, достигшего дна колодца. Только не звук я чувствовал, а нечто другое, скорее, сродни осязанию.
Они не смогли. Что-то пошло не так.
Что?
Я много раз думал о том роковом дне, о дне своей неудачи. О том, как, пусть невольно, подвел Дсебу. Моя жертва не состоялась, я не достиг Вестника, не отгородил его машины от наших, оставил его доступным для приказов из Великой Башни.
Но как мне, вообще, удалось попасть в кабину древней летающей машины, легендарного толкателя? Почему она дала мне занять место наездника?
Наложение рук не помогло. Так же, как колонна в храме Синеокого, машина не послушалась меня. Однако потом открылась. Может быть, Дсебе удалось-таки прорваться к другой машине, отдающей команды? Может быть, это он открыл мне кабину? В его распоряжении было сильнейшее из доступных нам видов древнего оружия — боевой вирмана. Совсем не такой, как у Армир, нет. На боевых машинах наши предки летали, чтобы убивать друг друга.
Если Дсеба прорвался к управлению, он мог открыть доступ мне и закрыть доступ им. Вот что он мог сделать. Или просто открыть мне кабину и усыпить управляющую машину. Остается лишь гадать.
Одно ясно без гаданий: его убили. Вырваться из сердца Великой башни после содеянного было бы невозможно даже на боевом вирмане — у святош есть такие же.
Что ж, если у него получилось выключить машину, значит, жертва его была принята предками и на небе появилась еще одна звезда.
Остров Лальм отдалился. Я больше не чувствовал себя птицей.
Небо обрушилось мне на лицо. Одновременно я рухнул на землю. Но успел понять, что птица эта не имела перьев и летала незаметно. Я был мурикси. Единственную мурикси, птицу-криворога, которую знал, звали Айбис, и она считалась сестрой моей ныне мертвой наставницы Армир. Что бы это ни означало.
А еще наставница говорила, что мурикси разумны.
И эта «птица» несла нас с Траной вдвоем. Не сказал бы, что мне показалось, будто ей было тяжело. Вот чья помощь не помешает. Лучше, чем парящий. Она неплохо видит днем, обладает ночным зрением, способна различать тепло, на ней можно летать… Эх.
Устав от миража сильнее чем от очередного дня, проведенного на ногах, я уснул, чтобы продолжить путь с восходом солнца. От более раннего пробуждения пришлось отказаться, иначе не успел бы восстановить силы.
Я спал без сновидений, но со смутной и парадоксальной надеждой на лучшее.
* * *Указания Пола о месте, где можно найти Лиен, мягко говоря, не отличались точностью. Конечно, я знал о Хозяевах островов. Это колонии морских существ, что выращивают пищу в прозрачных панцирях, плавающих на поверхности воды. Панцири скрепляются один с другим упругими лентами — это позволяет им во время шторма держаться вместе. А сами Хозяева островов, единые с ними, могут управлять движением всей колонии, зацепиться за дно или отгонять хищников длинными ядовитыми нитями, стрекалами.
Даже салиматы побаивались приближаться к плавучим островам, чем нередко пользовалась рыба. Скопления рыб притягивали хищника, но, стоило появиться в воде его темной громаде, как косяки поднимались к самым нитям или даже заходили в них — под надежную защиту. Правда, эта защита помогала только тем, кто выработал невосприимчивость к яду — Хозяева островов не особенно разбирались, кого жалить.
В общем, о плавучих островах я знал достаточно, но в землях под тенью Башен — не одно море, и в каждом из них водятся свои колонии. Не могу же я проверить их все.
И мне нужно где-то жить. Годы изгнания научили меня многому, и, в первую очередь, истине: лучше иметь свой дом. Надежный, никому не известный, удобный. С доступом к пище и воде. С возможностью, в случае чего, бежать незаметно. Убежище.
Когда мы в последний раз шли по коридору, Дсеба говорил о тайнике на восточном берегу Мессемского моря. Рядом с каким-то храмом… Нет, с руинами храма… Да! Храм Милостивого, посвященный яркой белой звезде… Впрочем, неважно. Нужен не сам храм, а нечто в стороне от него. Кажется, на юге. Найти плоскоголовый холм, на который ведет лестница. Дальше куда-то сунуть руку… Палку, да, сначала палку…
«Какой заботливый у меня был учитель…» — я хмыкнул от такой мысли. Вот уж чего, а заботливость в Дсебе не просыпалась никогда. И не могу сказать, что сильно переживал из-за его гибели. Он сделал из меня орудие. Гнал меня, как ксенги с завязанными глазами. Я благодарен, конечно, за все, чему обучен, но ведь не ради Ксенаты, а ради своих целей учитель наставлял меня.
Иное дело Армир. Хотя… Она тоже использовала меня, тоже принесла в жертву… Но она давала мне выбор. Я мог отказаться. И мне ее жаль. Она умерла с оружием в руках, хотя была всего лишь женщиной. Знаю, она оскорбилась бы этими словами. Но она, действительно, не была обучена сражаться. Она шла не погибать, а на встречу с жрецом, возможно, с предателем. И ее убили из-за угла.
Кроме того, она мать Нарт… Лиен… И я бы хотел, чтобы она была жива.
Но желаний, к сожалению, недостаточно. Не они меняют мир — мир меняют действия. А некоторые вещи нельзя изменить уже никак. Например, прошлое.
Хотя, в сказках… Владычица времени, говорят, способна на многое. Мол, робкие таинне, стекающие по ее спине и прячущиеся в складках одежды, могут воплотить дух умершего на краткое время и позволить говорить с ним. Или спросить дух из невоплощенного о грядущем… Но одно дело — поговорить, другое — изменить состоявшееся, сделать так, чтобы человек не умер. Это, думаю, неподъемно даже для Весенницы.
Лучше всего спросить у самой Лиен, ведь она дочь берегов Лальм. Но для этого надо ее сначала найти.
Бросив последнюю сухую ветку в костер, я улегся на свой новый плащ и задремал.
Уже второй девятень ехал я верхом вдоль берега моря Мессем, огибая его с севера. Ксенги всегда любили меня, а еще они любят орешки томлина. Ловкость конокрада — одна из важных способностей, необходимых беглецу. Ловкость вора вообще — вторая. Кроме немолодого, но крепкого панцирного скакуна с плащом в придачу я обзавелся коротким железным ножом, седельными сумками и даже огарком топливного стержня где-то в четверть длины, которым тут же зарядил выжигатель. Широкая плетеная шляпа, не слишком чуждая северо-восточному побережью, скрывала мой тонкий узор, да и отсутствие волос не бросалось случайным встречным в глаза.