Деймон Найт - Билет куда угодно
Доминик вздохнул.
— Что ж, думаю, можно продолжить. А теперь, Джордж, забирайся сюда, а Ритнер затянет на тебе эти ремешки.
Джордж послушно вскарабкался на стол. Ритнер зацепил ремешками четыре его конечности, а затем принялся крутить барабан.
— Не очень-то, — озабоченно заметил Джордж.
— Я буду осторожен, — заверил его Ритнер. Он продолжал крутить барабан. — Ну как?
«Ноги» и «руки» Джорджа были уже в полтора раза длиннее обычного и продолжали растягиваться.
— Щекотно, — заворочался Джордж.
Ритнер продолжал крутить ручку. Потом все дружно зашикали на нервно кашлянувшего Вомрата. Конечности Джорджа по-прежнему удлинялись; затем стало заметно удлиняться и его тело.
— Джордж, с тобой все в порядке? — спросил Доминик.
— Ага.
Ритнер в последний раз отчаянно крутанул ручку. Растянутое тело Джорджа с комфортом простиралось от одного конца дыбы к другому, занимая весь стол.
— Чудесно, — продудел Джордж. — Давайте еще. — Он так и светился счастливым розовым цветом.
Ритнер, чуть не плача от досады, раздраженно пнул свой аппарат. Альварес фыркнул и вышел из зала. В коридоре, где его уже никто не видел, он подпрыгнул козлом и хлопнул в ладоши. Он превосходно проводил время; жаль только, что впереди еще сутки. Хотя, если подумать — зачем, собственно, ждать до среды?
Комендант Чарльз Уотсон Карвер привык принимать быстрые и смелые решения. Как только допускаешь малейшее сомнение в собственной правоте, начинаешь сверх меры колебаться, перепроверять себя, становишься добычей суеверий и ненужных тревог — и в конечном счете не можешь решить ничего.
Сложность состояла лишь в том, что все время оказываться правым просто невозможно. Следуя букве протоколов или блестяще импровизируя — и так, и эдак — ты обречен на ошибки. Суть же состояла в том, что все следовало отбрасывать и продолжать в том же духе.
Карвер поиграл желваками и выпрямил спину, взирая на больного горгона сверху вниз. Горгон занемог: конечности его поникли и слабо шевелились. Кожа горгона была сухой и горячей на ощупь.
— И давно он в таком состоянии? — вопросил Карвер, немного запнувшись на слове «он»; для коменданта инопланетянин всегда был «оно».
— Примерно двадцать минут, — сказал доктор Несельрод. — Я сам пришел сюда… — он подавил зевок —…около десяти минут назад.
— Кстати, что вы тут делаете? — спросил его Карвер. — Сейчас смена Альвареса.
— Знаю, — ответил Несельрод с видом несколько смущенным. — Но Альварес находится в лазарете — в качестве пациента. Насколько мне известно, он напал на помощника повара Самуэльса — вылил ему на голову суп. Он кричал, что хочет вскипятить фурункул на шее Самуэльса. Мы вынуждены были ввести ему успокоительное — для этого потребовалось трое человек.
Карвер заиграл желваками.
— Скажите, Несельрод, трам-тарарам, что происходит на вашем колесе? Сначала эта тварь набрасывается на мою жену… теперь Альварес… — Он сверкнул глазами в сторону Джорджа. — Вы можете привести в чувство, это… чем бы оно ни было?
Вопрос коменданта застал Несельрода врасплох.
— Сложная задача. Мы ничего не знаем о горгонской медицине… Может, попробовать связаться по лучу с базой и спросить у самих горгонов?
Вне всякого сомнения, решение Несельрода представлялось разумным: единственной загвоздкой оставался вопрос интерпретации. Была эта болезнь следствием их небрежения или же Тем самым необходимым и соответствующим наказанием, которое они искали? Карвер взглянул на часы — оставалось как раз три часа до окончания крайнего срока, назначенного старейшинами.
— Как по-вашему, какого он сейчас цвета? — спросил Карвер у Несельрода. — Не розового, бьюсь об заклад.
— Не-е. Но и не синего. Я бы сказал — что-то близкое к фиолетовому.
— Гм. Ну, так или иначе — он уменьшился, не так ли? Причем заметно.
Несельрод согласился.
Карвер принял решение.
— Сделайте все, что в ваших силах, — сказал он Несельроду. Связавшись по браслету — интеркому, Карвер запросил: — Есть у нас линия видимости с базой на планете?
— Так точно, сэр, — послышался голос оператора.
— Хорошо, дайте мне Рубинсона.
Прошло несколько секунд.
— База слушает.
— Рубинсон, говорит Карвер. Сообщите старейшинам, что у нас тут есть оч-чень недовольный горгон. Мы сами точно не знаем, как это случилось — может быть все, что угодно — но он здорово похудел, а его цвет… — Карвер поколебался, — …синеватый. Да, определенно синеватый. Понимаете?
— Так точно, шеф. Слава Богу! Немедленно отправлю уведомление, а затем снова свяжусь с вами.
— Ладно. — Карвер закрыл наручный переговорник с убедительным щелчком. Вид у горгона был, что и говорить, совсем неважнецкий. Впрочем, ничего, ничего страшного. Случившееся с горгоном — дело самого горгона; у Карвера хватало и своих забот.
3Альварес проснулся с жуткой головной болью и острым чувством вины. Находился он не в своей каюте, а на одной из лазаретных коек, облаченный в больничную пижаму с неизменным шлемом-капюшоном и перчатками, пригодную для превращения в скафандр. На дальней стене комнаты, как раз напротив него, висели стенные часы. Одиннадцать вечера — время его вахты. Охая и ахая, Альварес выскочил из постели и застыл взглядом на карте, прикрепленной к спинке кровати. «Мания, галлюцинации. Полный покой. Назначено Несельродом».
Галлюцинации: да, вот и сейчас — одна из них. Альварес припомнил разом все — и громадную супницу с отваром из черепашьего суррогата над изумленным лицом Самуэльса — и дымящуюся зеленую струю.
Боже милостивый! Неужели это и в самом деле было — Самуэльс! И горгон!
Стеная и пошатываясь, Альварес рванулся из комнаты мимо дневального Мюнха, который держал на коленях видеокнигу и поэтому не сумел вскочить вовремя.
— Доктор Альварес! Доктор Несельрод сказал…
— К черту Несельрода! — прорычал Альварес, роясь в холодильничке. Он ясно помнил, что культуры были здесь!
— …не выпускать вас, пока вы не придете в норму. Кстати, как вы себя чувствуете, доктор?
— Превосходно! Как он?
Мюнх, похоже, был озадачен и встревожен.
— Самуэльс? Только поверхностные ожоги. Мы уложили его в каюте, поскольку…
— Да при чем тут Самуэльс! — зашипел Альварес, хватая Мюнха за грудки. — Горгон!
— Ах, да, он тоже болен. Но откуда вы знаете, доктор? Вы же вовсю храпели, когда это произошло. Послушайте, отпустите мою одежду — вы меня нервируете.
