Ильдар Абдульманов - Царь Мира
— У вас были такие же, — сказал Мацевич. — Что происходит? Куда все идут?
— «Три сестры», она там играет, — сказал Клевцов, и блаженная улыбка снова растянула его губы, хотя он и пытался сдержаться.
— Ну и что? — допытывался Мацевич. — Здесь же было черт знает что. Какой спектакль? Кто «она»? Вы не в себе, по-моему.
Он даже встряхнул ученого, вызвав искреннее возмущение того.
— Отпустите меня! — запальчиво потребовал Клевцов. — Я опаздываю. Ну-ка! — И он изо всех сил рванулся, высвободился из рук ошеломленного журналиста и быстро зашагал к театру. Поколебавшись несколько секунд, Мацевич направился за ним.
Если бы ему удалось пробиться к афише, висевшей у входа, он бы увидел, что «Три сестры» заменены в этот вечер спектаклем «Орфей спускается в ад». Батанов еще толком не знал, что же произошло, но твердо понял одно: на услуги Эдика и Алины больше рассчитывать не приходится. В «Орфее» Алина играла Кэрол, но это была не главная роль, Батанов заменил Воронину молоденькой актрисой. До конца сезона оставалось недели три, и он надеялся продержаться, а там уже найти нового режиссера. Отыскать равноценную замену Алине он даже и не надеялся. В конце концов, подумал он, свет клином на этой мадам не сошелся. События этого вечера, однако, показали, что и здесь он ошибается.
— Евгений Сергеевич!
Батанов вздрогнул: впервые в жизни вахтер без стука и разрешения ввалился в его кабинет. «Нажрался», — была первая мысль. Но спиртным не пахло.
— Ты что? — испуганно спросил он.
— Там спектакль заменили, зрители все спрашивают, будет Алина играть или нет.
— Не будет, — строго сказал Батанов. — И что это ты так… входишь?
— Извиняюсь, — сказал вахтер, — а как же без нее?
— Ну вот как, — пробормотал Батанов, — так вот как-нибудь придется…
— Понятно, — вздохнул старик и вышел явно удрученный. Но самое поразительное было то, что его настроение вдруг передалось и директору.
— А действительно, как же без нее? — спросил он себя, и вдруг эта легкомысленная замена Алины в спектакле как-то ударила его изнутри, он даже не знал, как описать свое чувство, — ну как будто он оттолкнул от себя голодную нищую старуху, а оказалось, что это его мать. Чувство было не совсем таким, оно было вообще ни с чем не сравнимым, но по силе не меньшим. Что ж я сделал-то? — спросил он себя. А что было делать?
Эти горестные размышления прервала странная делегация, состоявшая из двоих мужчин и двух женщин, опять-таки без стука вошедших в его кабинет. Один из мужчин, Брыкин, заведовал отделом культуры в мэрии, второй был заслуженным ветераном всех последних войн и почетным гостем всех торжественных мероприятий, за что заслужил кличку Кащей Бессмертный. Одна из женщин была редактором местной газеты, вторая — женой мэрского работника.
— Евгений Сергеевич, что здесь происходит? — с гневными интонациями в голосе вступила жена Брыкина.
— Безобразие, — прошамкал ветеран.
— Никакого уважения к зрителям, — поддержала их редактриса.
Брыкин, осознавая, что в этой четверке он главный, предпочел говорить тихо и зловеще:
— Почему снят спектакль «Три сестры»?
— Там Воронина играет, ее некем заменить, — сокрушенно сказал Батанов. Его ничуть не волновало возмущение общественности, он был переполнен собственными чувствами скорби и раскаяния, осознанием непоправимой ошибки.
— Она что, вообще не будет играть? — Брыкин навалился на стол и возмущенно моргал маленькими глазками.
Батанов просто развел руками. Говорить ему не хотелось.
— Да это же безумие! — вскрикнула жена Брыкина. — Как это возможно?
И тут же внизу раздался громкий звон разбитого стекла, и директор вздрогнул — это могло быть только большое стекло в фойе, восстановление которого обошлось бы минимум в семьсот долларов. Батанов подошел к окну и открыл его.
— Что делаете?! — крикнул он, увидев, что толпа внизу подбадривает нескольких мужиков, колотивших штиблетами по второму стеклу (одно им уже покорилось).
— Вот он, директор! — крикнул краснорожий мужик, чьи удары были наиболее ожесточенны. — Где Алина?! Алику давай!
— А-ли-ну! А-ли-ну! — подхватила толпа.
Батанов что-то кричал, но его уже не слышали. Внезапно краснорожий снял ботинок и швырнул его в Батанова. Ботинок ударил в раму над его головой, он отшатнулся от окна — и вовремя! В следующие пять секунд в окно влетело не меньше двух десятков ботинок — мужских и женских, две сумочки, три комка засохшей глины, увесистый том Голсуорси, два футляра для очков, а довершил дело кусок бордюра, вдребезги разбивший стекло и победно воцарившийся на директорском столе. Батанов ринулся к двери — он даже не знал зачем: ему одновременно хотелось и спасти театр от вандализма, и объяснить этим бесноватым, что он душою с ними и глубоко скорбит по поводу отсутствия Алины. Как бы там ни было, когда он выскочил из фойе, на него набросились три истеричных дамочки, разорвали рубашку, а одна даже плюнула в лицо. Он в это время кричал, что не виноват и сам не знает, где Алина. Тут за него неожиданно вступились мужики, вспомнившие, что во время исторического похода на Москву Батанов был с ними и даже возглавлял шествие, а значит, был братом по духу и по несчастью. Впрочем, всем уже было не до него. У многих в толпе началась настоящая истерика, остальные, менее страстные, просто рыдали, сев на асфальт. Со стороны, в отдалении, за людьми со страхом и недоумением наблюдали милиционеры. Вмешиваться они не стали, и это было разумно: припадок продолжался еще с полчаса, потом зрители начали медленно расходиться. О спектакле не могло быть и речи — тем более что многие из актеров принимали участие во всей этой катавасии.
Среди милиционеров стоял и Мацевич. Рот у него был приоткрыт. Много он понасочинял на своем веку, но эта штука была посильнее всех его фантазий.
Через пятнадцать — двадцать минут омерзительного и странного зрелища массового сумасшествия, за которым со страхом наблюдали жители соседних домов, театралы начали приходить в себя. И, как эпилептики после припадка, они чувствовали, что с ними произошло нечто постыдное, унизительное, но не помнили, что же именно случилось. О том, чтобы пойти на другой спектакль или получить деньги за билеты, никто и не заикался. Да и о каком спектакле могла идти речь, если большинство актеров испытали то же самое, что и они, и им было не до игры?
Мацевич был потрясен увиденным, но быстро пришел в себя. Срочно в гостиницу, и писать! Статья пойдет «на ура».
* * *— Начнем с того, что тебя может подстрелить любой снайпер, — сказал Клюкин. — Эти штуки от пули не спасут. Сегодня они пока в шоке. Завтра опомнятся. Возьмут всех нас под колпак. Значит, нужна охраняемая резиденция, большая служба безопасности, ну, в общем, все, что имеют президенты. На то, чтобы это создать, нужна масса времени и средств. Собрать команду и не получить вместе с ней ни одного агента того же ФСБ — это вообще почти невозможно.
