Кристофер Сташеф - Чародей поневоле
— Мы умрем, защищая ее, — прошептал Туан, скривившись и побледнев. — А когда нас не станет, она умрет тоже, и эта мысль не дает мне покоя.
Он беспомощно развел руками.
— Но что я могу поделать?
— Ну... — Род поджал губы и оглянулся через плечо на освещенный шатер. — Я знаю одно верное средство, благодаря которому она никуда завтра не поскачет...
— Скажи же, не тяни! — глаза Туана вспыхнули от лихорадочного ожидания ответа.
— Надо сделать так, чтобы утром она не смогла сидеть.
Туан уставился на него, его лицо медленно залилось краской, затем кровь отхлынула, он побледнел и задрожал от ярости.
— Что... ты имеешь в виду? — хрипло спросил он угрожающим тоном и поднял стиснутый добела трясущийся кулак.
Род взглянул на него и нахмурился.
— Ну, отшлепать ее. Выдрать ее так, чтобы она до следующего воскресенья даже присесть не смогла. А как же еще этого добиться?
Туан медленно опустил кулак и вновь покраснел до корней волос.
— А, — сказал он и отвернулся. — И вправду, неплохая мысль.
— Сделай это, иначе ты дашь ей погибнуть.
Туан кивнул, постепенно оживая. Он повернулся к шатру королевы, постоял минуту, затем расправил плечи.
— Тогда я так и поступлю. Прости меня, дружище Гэллоуглас, за ту вспышку гнева. На миг я подумал, что ты имел в виду... нечто другое.
Он глубоко вздохнул и поспешно шагнул к шатру. Остановившись у входа, Туан кивнул часовому, еще больше выпятил грудь и вошел вовнутрь. Род улыбнулся, развеселившись.
— А я-то думал, что только меня посещают грязные мыслишки!
Он хихикнул, качая головой, и направился к походным кострам ведьм, отметив про себя, что годы, проведенные в Доме Кловиса, послужили Туану хорошей школой жизни. Из тьмы вдруг материализовалась, в буквальном смысле этого слова, Гвендайлон.
Она застенчиво улыбнулась.
— Что так развеселило милорда?
Род ухмыльнулся, схватил ее за талию и, приподняв, горячо поцеловал.
— Милорд! — мило покраснела она, приглаживая растрепавшиеся волосы.
Ночной ветерок внезапно донес до них звуки звонких шлепков, сопровождаемые визгом и воплями.
Часовые у шатра всполошились и метнулись ко входу. Один уже хотел было откинуть полог, но второй схватил его за руку и крикнул:
— Вашему Величеству нужна помощь?
— Не входить! — провизжал полный мук голос. — Под страхом смерти не входить!
Караульные озадаченно взглянули друг на друга, затем пожали плечами и вернулись на свои посты, время от времени бросая испуганные взгляды через плечо. Вопли слегка стихли, сменившись рыданиями. Шлепков больше не было слышно.
Затем воцарилась тишина. Род посмотрел на Гвен.
— Чему ты улыбаешься?
Она искоса взглянула на него.
— Я говорила тебе, милорд, что могу слышать все мысли, кроме твоих.
— Вот как?
— Да. В этот момент от шатра исходят самые добрые мысли.
Свет под пологом погас. Гвендайлон хихикнула и отвернулась.
— Идемте, милорд. Продолжать слушать будет просто невежливо. Этой ночью мы должны лечь спать пораньше.
* * *— Проснись, Род Гэллоуглас!
Кто-то тряс его за плечо.
Род заворчал и с трудом приподнял веки.
— какого черта тебе...
Он замолк, когда увидел выражение лица Брома.
— Да, — буркнул Бром. — А теперь облачайся и идем со мной.
— Я не сплю голым в ночь перед боем, — проворчал Род и осторожно поднялся, стараясь не разбудить Гвендайлон.
Когда он взглянул на нее, лицо его на миг смягчилось. Род коснулся губами ее щеки. Она пошевелилась, пробормотала что то во сне и улыбнулась.
Затем он выпрямился и лицо его посуровело. Бром уже шагал прочь сквозь холодный предрассветный туман, который уже начал рассеиваться.
— Ладно, что случилось? — проворчал Род, догнав Брома.
— Помолчи пока, — отрезал тот и не произнес ни слова, покуда они не поднялись по склону холма подальше от шатров. Затем он резко повернулся к Роду и бросил:
— А теперь скажи мне! Любишь ли ты ее?
У Рода вытянулось лицо. Затем он вкрадчиво спросил:
— Ты разбудил меня лишь затем, чтобы спросить об этом?
— Это крайне важно для меня, — огрызнулся Бром. — Так любишь ли ты ее?
Род скрестил руки и перенес свой вес на одну ногу, слегка выставив вперед другую.
— Но какое, черт возьми, тебе до этого дело? Какое ты имеешь право копаться в моей душе?
Бром отвел взгляд, на лице его отразились бушевавшие в нем эмоции. Когда он, наконец, заговорил, то каждое слово, казалось, вытаскивали из него клещами.
— Она моя дочь, Род Гэллоуглас.
Карлик взглянул на ошеломленного Рода, и в глазах его блеснула сардоническая усмешка.
— Да. Ты едва ли можешь поверить в это, не так ли?
Он отвернулся, глядя на долину, голос его смягчился от воспоминаний и дум.
— Ее мать была всего лишь служанкой в королевских палатах, Род Гэллоуглас... и все же я любил ее. Она была маленькая, едва ли не в половину роста обычной женщины, но все-таки на голову выше меня. И смертная, чересчур смертная. Она была прекрасна, о, как она была прекрасна! И, хотя это может показаться странным, ее желали многие мужчины двора. Но все же... — в голосе Брома появились удивление и благоговение, — все же она любила меня. Она единственная из всех женщин, эльфов или смертных, видела во мне не карлика, эльфа или Короля... а просто человека. И она желала меня... И любила меня... — Бром умолк, озадаченно качая головой. — Я любил ее, Род Гэллоуглас, — вздохнул он, — любил лишь ее одну, и зачал ей ребенка.
Лицо его помрачнело. Он сцепил руки за спиной и уставился в землю.
— И вот она оказалась в тягости, время ее быстро приближалось и вскоре ее разнесло бы так, что все узнали бы об этом и затравили бы ее жестокими шутками, хотя мы и были обвенчаны. Поэтому я отправил ее в девственный лес, к своему народу. И там эльфы и лепрехуны* [47] приняли у нее прелестное, смеющееся, наполовину эльфийское дитя.
Глаза его увлажнились, он поднял голову, глядя сквозь Рода.
— Она умерла от простуды, когда нашей дочери исполнилось два года. Мы похоронили ее там, под деревом в лесу. И я каждый год прихожу туда.
Глаза его вновь сфокусировались на Роде.
— Но у меня все же осталось дитя.
Он резко отвернулся.
— А что мне оставалось делать? Вырастить ее самому, позволив ей узнать, что ее отец — урод, служащий мишенью для дурных шуток? Чтобы она стыдилась меня? Поэтому она выросла в лесу, среди эльфов, зная лишь могилу своей матери, но не ведая, кто ее отец.
Род хотел возразить, но Бром велел ему замолчать.
— Тихо! Так было лучше!
Он медленно повернулся с бешеным блеском в глазах.
— Так будет и впредь. И если она когда-нибудь узнает об этом от тебя, Род Гэллоуглас, я с корнем выдерну твой язык и обкорнаю тебе уши.
