Далия Трускиновская - «Если», 2000 № 10
V вариант
С проблемой времени, точнее, с теорией относительности, связана КОСМИЧЕСКАЯ ВЕРСИЯ, предложенная рядом читателей: Б. Груздевым (Новосибирск), Г. Треплевым (С.-Петербург), М. Осмоловой (Самара) и другими. А вдруг где-то неподалеку приземлился корабль, и девушка — единственный выживший член экипажа. Взрослые погибли, об окружающем мире она знает немногое и упрямо пытается втолковать жителям города, что ей 65 лет (по земному исчислению), хотя субъективно ей всего лишь 18.
VI вариант
Несколько читателей предложили ЗЕРКАЛЬНУЮ версию происходящего, выбрав в качестве источника беспокойства не героиню, а сам город. Наиболее подробно и основательно эта версия разработана в письме А. Михалько (г. Новокубанск, Краснодарский край). Перед нами мир будущего, в котором люди достигли практического бессмертия, а город — своеобразный заповедник, жестокий аттракцион для тех, кто не желает жить вечно, и для тех «туристов», кто из «егерского дома» (усадьбы) наблюдает за ними. Героиня рассказа — журналист, ведущий расследование этого страшноватого полу подпольного шоу… В подобной логике рассуждают Д. Кононов (С.-Петербург) и В. Томилин (Нижний Новгород).
Назовем имена двух из пяти победителей конкурса, чьи версии показались нам наиболее интересными и близкими — эмоционально — к авторскому замыслу. Правда, и в первой, и во второй версии есть оттенок фэнтезийности, но не будем педантами.
Постоянный участник «Банка идей» П. Хныкин из Екатеринбурга предложил поэтическое решение задачи. Для конкурсанта «ключом» послужило то, что герой, писатель, от лица которого ведется повествование, называет Джеделлу своей музой.
Представьте себе общину молодых писателей и художников, укрытую, от мира в лесной усадьбе. По уставу, им не важны признание, почести и слава — сам процесс творчества является высшей наградой. (Попытки создания подобных литературных сообществ предпринимались неоднократно — вспомним, например, наиболее ярых последователей «Озерной школы» или японскую традицию смены имени и ухода из мира.) Но для творчества нужна Муза, и веселые «серапионовы братья» выбирают вполне реальную девушку, «назначая» ее вдохновительницей собственного творчества.
Для них это своего рода игра, по крайней мере поначалу, но сама девушка, ощущая направленные на нее энергетику, ожидания творческого озарения, преклонение и восторг, начинает действительно чувствовать себя музой. Молодые творцы взрослеют и, утомившись игрой, возвращаются в мир; их место занимают новые поэты — но музы, как известно, не стареют. Роль становится сутью, и психологическая задача оказывается сильнее физиологии.
Решение другого постоянного конкурсанта Б. Артемьева из г. Жердевка Тамбовской обл. близко к нашему «зеркальному» варианту. Читатель обратил внимание на возраст героини — 65 лет, то есть среднестатистический возраст жителей городка. В таком случае Джеделла — материализованный фантом, возникший в результате подспудных желаний жителей заброшенного города. Ведь само это местечко мало чем отличается от таинственной усадьбы: оно существует словно вне времени и пространства, по каким-то своим внутренним законам. Итак, каждый из жителей видит в ней нечто свое: Люк — прекрасную, но недоступную женщину, Абигайль — жертву, беглянку, Кросс — музу, старики — символ юности… И Джеделла выглядит той, которую ждут.
И наконец, три победителя, разгадавшие неожиданное решение автора. Это ветеран конкурса И. Пинк из Тулы, Н. Осояну из Кишинева, второй раз принимающая участие в «Банке идей», и, кажется, новое для нас лицо — В. Лунин из Таганрога. Кстати, Наталья Осояну, сообщив о том, что она студентка юридического факультета, не сообщила обратный адрес. Если будущий юрист участвует в конкурсе лишь из любви к интеллектуальной игре, то мы это только приветствуем, но если отсутствие адреса вызвано забывчивостью — приз ждет лауреата.
А читателей ждет рассказ. И ключевая фраза в экспозиции, которую заметили победители, — мы набрали ее курсивом.
Танит Ли
ДЖЕДЕЛЛА-ПРИЗРАК
Тем осенним утром Люк Бейнс, ночевавший у бабушки на холме, возвращался в город через лес. Прошло около часа после восхода солнца, и ровный мягкий свет пронизывал багряно-красную и медово-желтую листву. Пели птицы, белки перебегали через тропинку. Выйдя на высокий речной берег, Люк взглянул на долину. Поднимался туман, тронутый солнцем, похожий на фату невесты, и он увидел девушку. Она шла со стороны реки в этом тумане, словно призрак. Он сразу понял, что девушка чужая в наших местах, и была она молодой, бледной и худой, в старомодном длинном темном платье. Волосы у нее тоже были темными и длинными, они спускались по спине, как у ребенка. Когда она подошла ближе, он увидел, что ей не больше восемнадцати. Она взглянула прямо на него — не дерзко или вызывающе, а с живым интересом. Люк снял шляпу и произнес: «С добрым утром». А девушка, кивнув, спросила: «Здесь есть где-нибудь поблизости дом?»
Люк ответил, что, следуя прямо по дороге, девушка выйдет в город. Она снова кивнула и поблагодарила. У нее оказался замечательный голос — музыкальный и уносящийся ввысь. Девушка присела на пень, оставшийся от спиленного дерева. Теперь она смотрела не на Люка, а вверх, на ветки деревьев, как будто говорить было уже не о чем. Он спросил, не может ли ей чем-то помочь. Она быстро ответила: «Нет, спасибо». И Люк ушел, хотя не был уверен, что поступает правильно. Но она не казалась расстроенной или обиженной.
— Престранные были у нее глаза, — заметил Люк, рассказывая мне о встрече.
— Глаза? — удивился я. Люк не принадлежал к числу людей, обращающих внимание на глаза кого бы то ни было.
— Глубокие, как сам лес.
А потом мы пошли к Милли пить кофе с пирожками.
Я не сомневался, что Люк действительно видел ту девушку, но думал, что, возможно, он несколько приукрасил встречу. Поскольку я писатель, люди иногда пытаются говорить со мной в таком духе: «О, Джон Кросс, вас непременно это должно заинтересовать». А у меня довольно и своих идей.
Около десяти я вернулся домой, сел за работу и не выходил до трех.
А потом я тоже увидел эту девушку. Она стояла на площади под старыми мшистыми деревьями и смотрела на белую колокольню церкви, вслушиваясь в бой часов. Прохожие поглядывали на нее с любопытством, и даже старики, сидевшие на скамейке у конюшни, рассматривали ее. Она была грациозна, как лилия.
Когда часы перестали бить, она повернулась и огляделась по сторонам. Кто еще мог так смотреть? Люди озираются тревожно, подозрительно или, напротив, самоуверенно. Она же смотрела, как ребенок — открыто и, возможно, не вполне спокойно, но без настороженности. А потом она увидела — да, она явно увидела — стариков на скамейке: Уилла Маркса, Хоумера Айвори и Ната Уоррена. Она замерла, вперившись в них взглядом. Те забеспокоились, а Нат, которому перевалило за девяносто, возмущенно отвернулся.
