Яна Завацкая - Ликей
К вечеру повалил густой снег. Идти стало тяжелее, тем более, что ветер был юго-западный, тяжелые хлопья летели прямо в лицо. Но путники не останавливались.
Укрытие бы найти на ночь, думала Джейн, и вероятно, та же мысль беспокоила Алексея. Спать под снегом — удовольствие ниже среднего. К утру превратишься в большой сугроб. А снег может идти и всю ночь…
Внезапно Алексей остановился, так резко, что Джейн едва не уткнулась носом в его спину.
— Ты что?
— Посмотри-ка туда…
Там что-то чернело на склоне горы, метрах в двухстах от них.
— Кажется, нам повезло, — произнес Алексей и зашагал к обнаруженному объекту.
Если бы не снег, они без труда заметили бы его сразу… Дом. Избушка. Джейн почти бежала, даже обогнав Алексея.
Избушка оказалась закрытой на засов — обычную деревянную, хоть и очень прочную щеколду. Просто от зверей. Алексей легко отодвинул засов. Джейн шагнула внутрь…
Как хорошо! Просто когда не валит снег, и не свистит пурга, и мороз не щиплет лицо. И тут есть печка! Джейн осмотрелась. Печка, запас сложенных поленьев, две лавки, большой сундук. Алексей бросил свой тюк — свернутый парашют возле печки.
— Я пойду, соберу хворост… Переночуем здесь, раз уж так повезло.
— В любом случае нужно пургу переждать, — согласилась Джейн. Алексей выскочил наружу. Уже смеркалось, в избушке царила темень. Девушка подошла к сундуку, раскрыла…
— Ого! — вырвалось у нее. Продукты… видимо, избушка служит временным прибежищем охотникам, и они же оставляют здесь провиант для себя. Конечно, съесть его было бы очень некрасиво, но чуть-чуть воспользоваться…
В сундуке лежали два холщовых мешка, набитых сухарями, банок пять рыбных консервов, еще один мешочек с сухофруктами. Кроме того, здесь же Джейн нашла несколько неровных самодельных глиняных мисок…
Алексей вернулся с целой охапкой дров. Растопили печку, огонь весело затрещал. В избушке постепенно становилось теплее. Путники сбросили верхнюю одежду, уселись перед огнем на расстеленные половики и парашют. Джейн принесла и растопила в мисках снег, в этой талой воде растворили по нескольку сухарей, и размочили сушеные яблоки, и съели этот суп с огромным удовольствием.
Как мало, в сущности, нужно человеку для счастья… всего-навсего — моченые сухари, тепло, огонь, потрескивающий в печи, крыша над головой, когда за окном, затянутым пленкой, бушует пурга. Всего-навсего идти два дня по морозному, зимнему лесу, не имея ни крошки во рту, ни возможности по-человечески отдохнуть — и потом найти вот такой домик…
— Как хорошо, Алеша, — Джейн вытянула ноги к огню. Стащила через голову пуловер, оставшись в одной белой легкой блузке и джинсах. Посмотрела в лицо Алексея, озаренное пламенем: глаза его сверкали, отражая огонь. Он спокойно сидел рядом с Джейн, обхватив руками колени, глядя в пламя.
— Там уже ночь… и пурга, — сказал он, — Нам здорово повезло. Будем надеяться, что к утру стихнет.
— Неужели здесь совсем никого нет? Ну хотя бы маргиналы…
— Джен, здесь на сотни и тысячи километров тянется безлюдная тайга. А в Сибири… там вовсе земля не изведана. И таких мест на планете очень много. Мы совсем не знаем нашу Землю. Нас, людей, сейчас слишком мало, чтобы заселить ее.
— А в Америке кажется, что людей слишком много…
— Все правильно, потому что мы заселяем только удобные для жизни зоны. Когда в России был… ну, скажем, другой общественный строй, и людей здесь жило — сотни миллионов, тогда освоение Сибири только начиналось… И здесь тоже еще были глухие деревушки, толком не освоенные, не обжитые места. Здесь могло бы жить гораздо, гораздо больше людей… И это не единственное такое место на планете.
— Все равно где-то есть предел… человечество не может размножаться безгранично.
— Дженни, ты вообще веришь в Господа? Ты думаешь, Он был не прав, предлагая нам плодиться и размножаться? Откуда это стремление все, абсолютно все стороны жизни контролировать самим? Ведь ничего же не знаем… ну может быть, встала бы в отдаленном будущем проблема перенаселения, но ведь далеко до этого! Ведь Земля еще совсем не освоена.
Алексей умолк.
Но все же добрый знак, подумала Джейн. Он разговаривает со мной, спорит, доказывает…
— Может быть, ты прав, — сказала она. Алексей повернулся к ней.
— Ты подозрительно часто со мной соглашаешься…
— А я рада, что ты вообще говоришь со мной, — ответила Джейн, — ты так замыкался вначале.
— Ты изменилась…
— Правда? Тебе так кажется?
Алексей подумал.
— Ты стала более мягкой… впрочем, я понимаю, — сказал он с горечью, — ты узнала, что я ликеид, и стала иначе ко мне относиться.
«Я ликеид» вместо «Я был ликеидом» — отметила Джейн.
— Нет, — сказала она, — Я сразу к тебе относилась очень хорошо. Ведь это только название — ликеид, понимаешь? Я видела, что ты культурный, знающий человек, что ты ведешь себя как ликеид… тогда ты защитил меня, помнишь? Какое значение имеет твое формальное образование?
Ей казалось сейчас, что руки Алексея излучают тепло… пылают жаром, не меньше печки. Если бы коснуться этих рук… только бы коснуться. Но нельзя, нельзя… ей это запрещено.
Она знала, что красива сейчас — да и кто не красив при свете огня в печи? Кожа ее кажется еще смуглее, а глаза пылают неземным, пламенным отблеском… так же, как у Алексея.
— Надо спать ложиться, — сказал Алексей будничным голосом, — ты возьми себе парашют, а я курткой накроюсь…
Джейн кивнула и не двинулась с места. Ей хотелось досказать.
— А потом мне стало тебя жалко…
— Почему? — удивился Алексей.
— Ну потому что… из-за этих обследований… я ведь понимаю, что это такое.
Ей показалось, что Алексей как-то сжался.
— Ничего особенного, — сказал он, — Я еще не научился их правильно воспринимать… не знаю, даст ли мне Бог научиться. Их можно и по-другому воспринимать, и тогда не будет так… так ужасно. Но я это заслужил…
Он замолчал. И Джейн вдруг поняла, что должна сейчас сказать…
Это было глупо. Абсолютно неправильно. Она должна была действовать осторожно, в соответствии со своей целью — сделать его ликеидом… пробудить Дух… и тогда уже… но она просто не могла уже больше. Ей вдруг стало безразлично, что будет, как он отнесется к этому, как они пойдут дальше…
— Я люблю тебя, Алеша, — выговорила она. Почти шепотом, глянув в его глаза — и тут же отведя взгляд. Алексей молчал беспомощно.
— Я люблю тебя… давно уже… сразу. Прости меня…
— Это ты… меня прости, — голос Алексея казался безжизненным.
— Я… тебе не помешаю, — голос Джейн упал до шепота. Ей было трудно говорить, — Ты… делай, что хочешь. Я просто хочу быть с тобой… я не могу уже. Я все это время только о тебе и думаю. Только тобой живу. Я никогда еще никого так не любила… Алеша… я умру без тебя.
