Рэй Брэдбери - Миры Рэя Брэдбери. Том 2
— Священник приходил после обеда, — сказала миссис Гутьеррес. — Мы за ним послали с отчаяния. Но миссис Наваррес даже дверь ему не открыла, как он ни упрашивал. Священник и ушел. Мы и полицейского Гилви попросили на нее наорать — думаете, она хоть послушала?
— Значит, нужно попытаться по-другому, — размышлял мистер Вильянасуль. — Кто-то должен ее… утешить, что ли…
— По-другому — это как? — спросил мистер Гомес.
— Вот если бы, — подвел итог минутному раздумью мистер Вильянасуль, — среди нас оказался холостяк…
Его слова упали, словно холодный камень в глубокий колодец. Послышался всплеск, тихо разошлись круги. Все вздохнули.
Словно летний ветерок поднялся. Мужчины слегка приосанились; женщины оживились.
— Но, — ответил мистер Гомес, вновь оседая, — мы все женаты. Холостяков здесь нет.
— О, — сказал каждый, и все погрузились в жаркое пересохшее русло ночи, продолжая безмолвно курить.
— Тогда, — выпалил мистер Вильянасуль, приподнимая плечи и поджав губы, — это должен сделать один из нас!
И вновь подул ночной ветер, пробуждая в людях благоговение.
— Сейчас не до эгоизма! — объявил мистер Вильянасуль. — Один из нас должен это совершить! Или это, или еще одну ночь в аду поджариваться!
И тут люди на крыльце, прищурившись, расступились вокруг него.
— Вы ведь это сделаете, мистер Вильянасуль? — жаждали узнать они.
Он оцепенел. Сигарета едва не вывалилась у него из пальцев.
— Да, но я… — возразил он.
— Вы, — откликнулись они. — Да?
Он лихорадочно взмахнул руками.
— У меня жена и пятеро детей, один грудной!
— Но мы все женаты, а это ваша идея, и вы должны иметь храбрость не отступать от своих убеждений, мистер Вильянасуль, — говорил каждый.
Он очень перепугался и замолчал. Он боязливо взглянул на свою жену.
Она стояла, утомленно обмахиваясь ночным воздухом, и старалась разглядеть его.
— Я так устала, — горестно произнесла она.
— Тина, — сказал он.
— Я умру, если не засну, — пожаловалась она.
— Да, но, Тина… — сказал он.
— Я умру, и мне принесут много цветов и похоронят, если я не отдохну хоть немного, — пробормотала она.
— Как она скверно выглядит, — заметил каждый. Мистер Вильянасуль колебался не более мгновения. Он коснулся вялых горячих пальцев своей жены. Он коснулся губами ее горячей щеки.
Без единого слова он покинул крыльцо.
Они слышали его шаги на темной лестнице, потом наверху, на третьем этаже, где завывала и вопила миссис Наваррес.
Мужчины снова закурили и отбросили спички, перешептываясь, словно ветер; женщины слонялись вокруг них, то и дело подходя и заговаривая с миссис Вильянасуль, опиравшейся на перила. Под ее усталыми глазами пролегли тени.
— Вот теперь, — тихо прошептал один из мужчин, — мистер Вильянасуль уже наверху!
Все затихли.
— А теперь, — выдохнул мужчина театральным шепотом, — мистер Вильянасуль стучится в ее дверь! Тук-тук.
Все молчали, затаив дыхание.
— А теперь миссис Наваррес по случаю вторжения начинает вопить с новыми силами!
С верхнего этажа донесся пронзительный вопль.
— А теперь, — воображал мужчина, сутулясь и осторожно помахивая рукой, — мистер Вильянасуль умоляет и умоляет у закрытой двери, тихо, нежно.
Люди на крыльце напряженно вздернули в ожидании подбородки, пытаясь сквозь тройной слой дерева и штукатурки разглядеть верхний этаж.
Вопли утихли.
— А теперь мистер Вильянасуль говорит быстро-быстро, он молит, он шепчет, он обещает, — тихо воскликнул мужчина.
Вопли перешли в рыдания, рыдания в стоны, и наконец все смолкло и растворилось в дыхании, в биении сердец, в ожидании.
Примерно через пару минут, потные, выжидающие, все стоявшие на крыльце услышали, как на третьем этаже брякнула щеколда, дверь открылась и мгновением позже затворилась под звуки шепота.
Дом затих.
Тишина жила в каждой комнате, словно выключенный свет. Тишина, словно прохладное вино, струилась по коридорам. Тишина обдавала их из окон, словно прохладный воздух из погреба. Они стояли и вдыхали ее прохладу.
— Ах, — вздохнули они.
Мужчины отшвырнули сигареты и на цыпочках вошли в затихший дом, женщины следом. Вскоре крыльцо опустело. Они плыли в прохладных чертогах тишины.
Миссис Вильянасуль в тупом остолбенении отперла свою дверь.
— Мы должны выставить мистеру Вильянасулю угощение, — прошептал кто-то.
— Свечку ему завтра поставить. Двери затворились.
В своей прохладной постели покоилась миссис Вильянасуль.
— Он такой заботливый, — сонно подумала она, смежив веки. — За это я его и люблю.
Тишина, словно прохладная рука, погладила ее на сон грядущий.
Солнце и тень
Камера стрекотала как насекомое. Она отливала металлической синью, точно большой жирный жук, в чутких, бережно ощупывающих руках мужчины. Она блестела в ярком солнечном свете.
— Брось, Рикардо, не надо!
— Эй, вы там, внизу! — заорал Рикардо, подойдя к окну.
— Рикардо, перестань! Он повернулся к жене:
— Ты не мне, ты им скажи, чтобы перестали. Спустись и скажи… Что, трусишь?
— Они никого не задевают, — терпеливо произнесла жена. Он отмахнулся от нее и лег на подоконник, глядя вниз.
— Эй, вы! — крикнул он.
Человек с черной камерой мельком взглянул на него, потом снова навел аппарат на даму в белых, как соль, купальных трусиках, белом бюстгальтере и зеленой клетчатой косынке. Она стояла прислонившись плечом к потрескавшейся штукатурке дома. Позади нее, поднеся руку ко рту, улыбался смуглый мальчонка.
— Томас! — крикнул Рикардо. Он обратился к жене: — Господи Иисусе, там стоит Томас, это мой собственный сын там улыбается.
Рикардо метнулся к двери.
— Не натвори беды! — взмолилась жена.
— Я им голову оторву! — ответил Рикардо. В следующий миг он исчез.
Внизу томная дама переменила позу, теперь она опиралась на облупившиеся голубые перила. Рикардо подоспел как раз вовремя.
— Это мои перила! — заявил он.
Фотограф подбежал к ним.
— Нет-нет, не мешайте, мы фотографируем. Все в порядке. Сейчас уйдем.
— Нет, не в порядке, — сказал Рикардо, сверкая черными глазами. Он взмахнул морщинистой рукой. — Она стоит перед моим домом.
— Мы снимаем для журнала мод. — Фотограф улыбался.
— Что же мне теперь делать? — спросил Рикардо, обращаясь к небесам. — Прийти в исступление от этой новости? Плясать наподобие эпилептического святого?
