Дем Михайлов - Запределье
– «Эх, тачанка-ростовчанка, – продолжил я напевать единственный запомнившийся мне припев из песни. – Наша гордость и краса… пулеметная тачанка…»
Обломки льда, огненный град – все с ревом и треском врезалось в щуку, не оставляя на ней ни царапины. А вот обрывки сетей полыхнули мгновенно, и щука оказалась окружена огненным саваном.
Побережье огласил очередной лютый вой. Видеть воющую на луну щуку было дико странно, посему у меня машинально предстал перед глазами другой образ – громадный волк, воющий на полную желтую луну.
Волк!
Щука проглотила перчатку легендарного сета! Я не знаю, что там за свойства у перчатки на правую руку. Но знаю, какие свойства у перчатки на левую руку. Там тоже ничего про волка. А вот наручи Серебряной Легенды весьма интересны – там есть прямое упоминание про волчью душу. Как раз на внезапно пробудившегося в теле щуки волка все это дело и смахивает, даже не смахивает, а прям-таки батон крошит кусками.
Но в перчатке нет таинственного эффекта «пробуждение души»! Или есть?!
Черт, я совсем запутался: может, даваемые правой перчаткой бонусы отличаются от тех, что дает левая перчатка?
Шр-рах! Шр-рах! Шр-рах!
В голову гигантского мутанта щуки влетело с десяток стрел – конные лучники, окружившие экипаж, взялись за дело.
Р‑Р‑Р‑Р‑А‑Н‑Г!
На вершине далекого-далекого холма что-то изумрудно сверкнуло – заметил-то чудом, как по наитию туда взглянул. А затем воющей щуке Зубраве будто апперкотом врезали в нижнюю челюсть. Ее голову вздернуло вверх, вой прервался, будто обрезанный, вся рыбья туша тяжко хлопнулась на брюхо и оглушенно заворочалась. Совсем-совсем небольшой кусочек жизни ушел вниз.
Лиственный Сумрак сказал свое веское слово, это был выстрел из лука – само собой усиленный крайне мощной магией, плюс и лук был непростой, как и стрела необычная, да и стрелок всем стрелкам стрелок…
Р‑Р‑Р‑Р‑А‑Н‑Г!
Зубрава, словно резвящийся кит, задрала хвост вверх, будто собиралась ударить им оземь, но тут в задранный хвост долбанула еще одна стрела, припечатав его обратно к земле.
В этот миг наша боевая повозка бодро промчалась рядом с монстром, круто свернула и вдоль береговой кромки рванула к тому обрыву, где я впервые нашел Афросия.
Стоило мне только обернуться, как я с облегчением узрел, что Зубрава Одержимая круто развернулась, привстала на мощных плавниках и словно бы прыгнула вперед, разом оказавшись на мелководье. Еще один рывок, и она уже на глубине. По воде побежали разбегающиеся волны, в водяной толще я заметил страшную быструю тень, мчащуюся нам наперерез. И мчащуюся быстро!
– Гони-и‑и‑и! – завопил я что есть мочи. – Гони-и‑и‑и!
Брызги! Плеск! Время словно застыло, стало тягучим, как кисель, в воздухе ме-е‑едленно плывет выпрыгнувшее из воды исполинское щучье тело… плывет прямо на нас, узкая зубастая пасть разинута, едва не скребет землю нижней челюстью… Господи, сейчас случится ДТП с участием конной повозки и щуки-переростка.
– Ч‑ча!
Лошади ускоряются, летящая на бреющем Зубрава лишь вскользь задевает нашу повозку за задний борт одним из своих плавников.
«Какая же ты страшная!» – думаю я, после чего наш боевой экипаж делает неизящный брык, и дальше мы уже с грохотом летим кувырком, все кружится перед глазами: земля, небо, земля, небо, земля, харя Афросия… убил бы гада пропитого!
Хрясь! Хрясь!
– О‑о‑о, – жалобно выдавливаю я, поднимаясь неуклюже на ноги, одновременно прижимая к груди обе ладони, окутанные волшебной исцеляющей дымкой.
– Хр-р‑ра, – отзывается застывшая на земле громада рыбины, находящаяся в двадцати шагах от меня.
– У‑у‑х, – держится за голову вставший рыбак Афросий.
Еще дальше, за моей спиной и чуть ближе к берегу, разворачиваются пролетевшие мимо всадники, там же пытаются остановить лошадей, тащащих за собой перевернутый тарантас, за которым бегут два охранника, ранее стоявшие на запятках. Нигде не вижу верного слуги.
В любом случае еще минута, всего одна минута, и они вернутся, и мы за телом прибрежного холма, закрывающего собой вершину другого холма – того, откуда прилетел подарочек от Лиственного Сумрака.
Так что пока нас тут только трое.
Я. Афросий. Зубрава.
Хороший. Плохой. Злая.
Нам бы еще сюда Эннио Морриконе, и вполне можно снимать продолжение древнего шедевра.
Нарочито сплюнув в сторону, я опустил руки на поясной ремень и слегка пошевелил расслабленными пальцами.
Афросий нервно сглотнул, обернулся, покосился в сторону родной деревни, снова сглотнул, шаркнул ногой.
Зубрава клацнула зубастой пастью, скользнула тяжким рыбьим взглядом по мне, уставилась на Афросия.
Тишина… тишина повисла над нами – предвестница большо-о‑ого шума…
– Ф‑ф‑у‑у‑уф, – выдохнул я протяжно и устало, повел шеей… и рванул вперед что есть мочи, мчась прямо на Зубраву.
Щука довернула на меня, дернулась, разинула ужасную пасть, усеянную весьма нехилым набором клыков. И снова дикий вой, лютый и тоскливый рвется из разверстой пасти.
Быстрей! Быстрей!
– Господии-и‑н! – раздается мне вслед крик. Жив мой верный слуга? Жив! Отлично!
Еще быстрее вперед! Всего пять шагов…
Четыре…
Три…
Два…
Один!
И я прыгаю головой вперед, вытянув руки перед собой, плотно сжав ноги, целясь прямо в середку щучьей пасти.
Хлоп!
И вокруг меня тьма живая… тьма ворчащая…
Глоть!
И меня неудержимо тянет вперед, подкидывает, вокруг меня смыкается что-то очень жесткое, а вот и клыки видны…
– Я буду жить вечно!
Активация успешна! Наслаждайтесь…
Хрусть! В меня вонзаются десятки глоточных загнутых клыков! Громадная щука глотает – и меня швыряет вперед, прямо к далекому щучьему желудку.
Ну, теперь лишь бы успеть, и тогда только, может быть, мой дико безумный план – созревший за секунду, – и тогда, может, мой план и сработает.
Хрусть! Хрусть! Хрусть!
Эта скотина меня жевала, словно чипс!
И при этом пропихивала все глубже и глубже внутрь себя…
Каково это было? А черт его знает!
Потому что я сосредоточился только на двух вещах. Во‑первых, на багровом мигающем таймере, отсчитывающем миги моего бессмертия:
00:53… 00:52… 00:51…
Во‑вторых, взгляд не отрывался от темного зева глотки, ведущего меня все дальше и дальше.
Возможно ли достать из желудка твари некий предмет? Возможно! Будь это не так, фиг бы я вообще попал к ней в глотку. Дергался бы сейчас в пасти Зубравы, словно неподатливый хрящик, хрустя в ее зубах, и все тут. Совершил бы я тогда акт странного самоубийства на потеху окружающим, ага… дебил, сначала отвел тварь от деревни, а затем кинулся к ней пасть и пожрался… вот смеху-то!
