Вадим Панов - Царь горы
Впереди победы. Впереди кровь. Устоять невозможно.
«Не каждый день ты оказываешься на вершине. Подумай об этом».
Захару было что сказать, но он сдерживался. Ни разу не ответил Амулету. Понимал: начнешь диалог — не остановишься, не выберешься из омута льстивых фраз и картин грандиозного будущего. Сам не заметишь, как окажешься на вершине.
Один.
«Боишься стать другим?»
Это Яна. Несколько часов назад, еще в Нью-Йорке, когда Инга ухаживала за Артемом, а Кортес уединился с Фридрихом.
«Мне много лет. Я не изменюсь».
«Ты в это веришь?»
«Нет».
«Тогда зачем сказал?»
«Чтобы ты отстала».
«Титул истинного кардинала — венец масана. Выше только звезды».
«Искушаешь?»
«Напоминаю».
Пауза.
«Мне с детства внушали, что рано или поздно я заберусь на эту вершину». Горькая усмешка. «Меня родили для этого. Иногда я думаю, что отец не так уж и любил мать. Ему нужна была сильная кровь Луминар, и он ее получил. Он бредил Амулетом».
«Он хотел для тебя великого будущего».
«До сих пор я оправдывал его ожидания».
«Титул истинного кардинала принципиально отличается от того, чего ты достиг своим умом, силой и волей. Другая лига, Захар, другая лига».
«Другой взгляд на мир?»
«В том числе».
«Другие приоритеты?»
«Это будет зависеть от тебя».
«Простые слова».
«А зачем усложнять? Ты такой, какой есть, и без твоего собственного желания никто и ничто не сможет тебя изменить. Поддашься — проиграешь. Скажешь „нет“ — заставишь всех играть по своим правилам. Борись, и тебя поддержат, меня ведь поддержали, помнишь? Тебе помогут смести преграды, помогут пройти. Но только помогут: рвать жилы никто не станет и через преисподнюю на руках не понесет. С тобой встанут рядом. Но не вместо…»
— А ты пунктуален.
Захар среагировал молниеносно: плащ полетел на пол, в правой руке появилась катана, в левой — готовый к активизации «протуберанец». Шаг в сторону — позади была дверь, теперь стена, никто не ударит в спину. Боевая стойка.
И только в следующий миг Треми понял, что фразу произнес барон. Опустил меч, но не вернул его в ножны: в отеле должна была появиться Клаудия, а не ее отец.
— Я вижу, ты до сих пор не соединился с Драконьей Иглой, — спокойно произнес сидящий в кресле Бруджа.
Барон не смотрел на изготовившегося к бою Захара, не пошевелился, остался сидеть, как сидел: старик, утонувший в глубоком кресле и не сводящий взгляд с экрана выключенного телевизора.
— Не волнуйся, епископ, это не ловушка.
— Я не ожидал увидеть тебя.
— Я пришел вместо дочери.
— Что с Клаудией?
У Александра дернулся правый глаз. Одно-единственное нервное движение, малюсенький признак слабости. И вновь — непроницаемая маска. Старческая маска. Захар вдруг подумал, что барон выглядит отнюдь не так, как обычно. Лицо Бруджи изменилось, обрюзгло, словно расстегнулся корсет, и тщательно скрываемый живот свесился через ремень. Барон постарел на глазах.
Но голос его по-прежнему оставался тверд. Сухие листья продолжали шелестеть в осеннем лесу:
— Почему ты не провел Церемонию? У тебя было достаточно времени.
— Не хочу торопить события.
Александр усмехнулся и ленивым жестом указал на снаряжение епископа:
— Ты мог бы забыть об этих игрушках.
Треми спрятал артефакт, вернул меч в ножны, поднял плащ, отряхнул его и повторил:
— Я не ожидал увидеть тебя здесь.
— Жаль, что ты испугался принять силу Амулета Крови, — без издевки, но с едва заметным высокомерием прошелестел барон. — Мне бы пригодился выдающийся воин.
— Хватит говорить загадками! Почему пришел ты? Где Клаудия?
— У Густава.
Несколько секунд Захар непонимающе смотрел на Бруджу, затем нахмурился:
— Объясни.
— Не беспокойся, епископ, я не веду двойную игру. Все гораздо проще. — Впервые с начала разговора Александр посмотрел в глаза собеседнику: — Густав похитил мою девочку.
— Проклятье! — Треми подошел ближе. — Это правда?
— Хочешь, я поклянусь на Алом Безумии? — Пальцы старика легли на камень. — Хочешь?
— Я верю, — помолчав, кивнул епископ. Присел рядом с бароном. — Как это произошло?
— Не знаю. Клаудия отправилась сюда, возможно, на встречу с тобой… не знаю. А потом позвонил Густав.
— Чего он хочет?
— Он объявил мою дочь заложницей. Опасается за свою шкуру.
— Он приедет на встречу?
— Конечно.
Почти полминуты мужчины молчали, глядя друг другу в глаза, после чего Захар негромко произнес:
— Густав решил убить тебя, Александр.
— Я понимаю.
— А я — нет.
— Что тебя беспокоит?
— Ему не справиться с тобой. Одна Драконья Игла — ничто против Алого Безумия.
— Значит, наш лондонский друг обзавелся каким-то козырем.
— Вряд ли это Клаудия, — продолжил размышлять Треми. — Густав понимает, что ты не разменяешь ее жизнь на свою.
— Я люблю свою дочь, — тихо сказал барон. — Но я слаб.
— Тогда как он собирается тебя убрать?
— Он не собирается, — поправил Захара барон. — Он знает, что уберет меня. Луминар действует только наверняка.
— У него есть козырь… Пабло?
— Хозяин Диадемы Теней — достойный противник, — признал Бруджа. — Если он выступит на стороне кардинала Луминар, мне не устоять.
Но в тоне Александра слышались нотки сомнения.
— Ты не веришь, что Густав договорился с Робене?
— Пабло давно отошел от дел. Да и доверять Луминару не стал бы. Нет. Скорее я поверю, что Густав нашел себе другого союзника.
— В Тайном Городе?
— Клаудия — Глаза Спящего, замыслы, направленные против нее лично, она читает, даже не входя в транс. Моя дочь никогда бы не попала в ловушку, приготовленную масанами. — Барон помолчал. — Насколько ты доверяешь Сантьяге?
Мягкий, вкрадчивый вопрос. Слова прошелестели, развеялись в ничто, но должны были посеять большие сомнения.
— Комиссар не меняет коней на переправе, — тихо ответил Захар.
— А если это заранее просчитанный ход?
— Поставить на Густава?
Барон проникновенно посмотрел на Треми:
— Захар, попробуй посмотреть на картину в целом. Я стар, мне осталось жить не так много, зато Алое Безумие считается одним из самых сильных Амулетов. Соперничать с мощью моего камня способна лишь Диадема Теней. Не будем забывать, что я стоял у истоков Раскола. Твой отец, Захар, родился, вырос, возмужал и умер на моих глазах. Я помню все. Я помню, сколько масанской крови на руках навов. Я знаю, насколько сильна может быть наша семья. Я последний истинный кардинал, не побоявшийся бросить вызов Темному Двору. А теперь задумайся, епископ Треми, кого Сантьяге выгоднее оставить в живых? Меня или Густава? Прагматичного, умного… и более слабого.
