Р. Лафферти - Сборник рассказов
— Я ошибся, — сказал скоки. — Кто бы мог подумать, что тот, кто не проглотил мою жену, извлекает из флейты ее голос?
— Все в порядке, — сказал шелни, — если только ты меня снова соберешь. Я немного помню, ты вспомнишь остальное и соберешь меня.
Но никто из них не помнил достаточно хорошо, каким был шелни до того, как его разорвали на части. Скоки собрал его неправильно.
Для некоторых мест не хватило частей, а у других остались лишние.
— Позволь мне помочь, — сказала оказавшаяся поблизости лягушка. — Я помню некоторые части. К тому же я думаю, что на самом деле он проглотил мою жену. Это был ее голос во флейте. А не голос скоки.
Лягушка помогла, они вспоминали, но ничего не получилось. Некоторых частей шелни не смогли найти, а другие никуда не подходили. Когда закончили, шелни было очень больно, он не мог пошевелиться и не был похож на шелни.
— Я сделал все, что мог, — сказал скоки. — Таким ты и должен быть. А где лягушка?
— Я внутри, — сказал лягушка.
— Там тебе и придется остаться, — сказал скоки. — Хватит с меня вас обоих. Достаточно — а эти части пусть остаются. Может, я сделаю из них кого-нибудь другого.
Вот почему этот шелни до сих пор составлен неправильно. И потому он ходит по ночам и стыдится дневного света. Многие пугаются, встречая его, потому что не знают этой истории. Шелни по-прежнему играет на флейте голосом заблудившейся жены скоки и голосом лягушки. Послушайте, вы и сейчас его услышите! Шелни ходит в печали и боли, и никто не знает, как собрать его правильно.
А скоки так и не нашел свою жену.
Так рассказывают.
А вот еще одна история, которую мы записали вчера, последняя история, хотя когда мы ее записывали, мы этого не знали.
Поющие свиньи
Рассказывают так.
У нас есть древняя легенда о поющих свиньях, которые поют так громко, что улетают в небо на хвосте собственного пения. А теперь мы сами, если сможем громко петь, громко играть на флейтах и на вилках, станем поющими свиньями из легенды. Многие из нас уже ушли, как поющие свиньи.
Приходят люди с колокольчиками, они приезжают на музыкальных повозках. Они играют звучную небесную музыку. Они приходят из любви к нам. И когда они приходят, мы бежим к ним изо всех сил, чтобы улететь на небо в жестянках.
Бонг, бонг, вот опять пришел небесный человек с колокольчиком. Все шелни, торопитесь! Сегодня вы сможете улететь. Собирайтесь, шелни, со всей долины и с ручьев и прыгайте в тележки для бесплатного проезда. Приходите, шелни, с лугов и лесов. Приходите от древесных корней и из нор в земле. Скоки не пойдут, лягушки не пойдут, пойдут только шелни.
Плачьте, если тележка переполнилась и вы сегодня не сможете улететь, но плачьте не очень долго. Люди с колокольчиками говорят, что вернутся завтра и будут возвращаться ежедневно, пока не останется ни одного шелни.
— Идите, маленькие поющие свинки шелни! — кричит человек с колокольчиком. — Приходите, чтобы бесплатно улететь в жестянках на Землю! Эй, Бен, а что еще за животное прыгает в повозку, когда ты звонишь в колокол? Приходите, маленькие поющие свинки шелни, у нас есть место еще для десяти. Это все, все. Завтра придет еще много повозок. Мы вас всех заберем, всех! Эй, Бен, ты видел, как плачут эти свиньи, что не осталось места в фургоне с бойни? — Такие замечательные слова говорит человек с колокольчиком из любви к нам.
И нам даже не надо отдавать погребальные зубы. Лягушки не могут ехать, скоки не могут ехать, едут только шелни!
И вот что замечательно! Из фургонов шелни попадают в большую комнату, где из них извлекают все кости. Такого с шелни никогда не случалось раньше. В другой комнате шелни кипятят, так что они сжимаются вдвое и становятся размером с детей шелни. И тут они начинают играть и забираются в маленькие жестяные банки. И тогда они могут бесплатно в этих жестянках лететь на Землю. Прокатитесь в жестянке!
Вытрите липкие слезы те, кто не попал сегодня в музыкальную повозку. Ложитесь спать пораньше и раньше вставайте. Завтра пойте громче, чтобы люди с колокольчиками знали, что вы здесь. Громче играйте на флейтах, пусть станут звучнее ваши вилки, кричите громко: «Мы здесь, люди с колокольчиками!»
Все смеются, когда забираются в музыкальные повозки людей с колокольчиками. Но говорят, какая-то женщинам шелни не смеялась, когда ее забирали, а плакала. Что с этой женщиной, почему она плачет? Она кричит: «Будьте вы прокляты! Это убийство! Они разумны! Нельзя их забирать! Они такие же люди, как я! Будьте вы прокляты, почему вы забираете меня? Я человек! Я знаю, что кажусь смешной, но я человек! О, о, о!» Это самое смешное в рассказе.
— О, о, о! — говорит женщина.
— О, о, о! — повторяют флейты. — Что с этой женщиной шелни, почему она не смеется, а плачет?
Это последняя история. И когда ее расскажут в последний раз, историй больше не будет, потому что не будет шелни. Кому нужны истории и игра на флейте, если можно прокатиться в жестянке?
Так рассказывают.
Мы вышли (в последний раз, как оказалось) из норы шелни. И, как всегда, вход охранял рифмующий пятилетний старец.
— Кто идет?
— Нам вперед.
— Джинкс он джолли.
— Голли, Холли!
— Где другой?
— Он со мной.
— Джолли плачет?
— Ничего не значит.
— Что впереди?
— Проходи.
И вот что замечательно. Холли Харкель плакала, когда мы вышли из норы (как оказалось) в последний раз. Она плакала большими гоблиньими слезами. Я почти ожидал увидеть их зелеными.
Сегодня я не устаю думать, как поразительно покойная Холли Харкель стала в конце концов походить на шелни. Она была шелни.
— Со мной все кончено, — сказала она мне тем утром. — Разве это любовь, если они уйдут, а я останусь?
Неприятная история. Я пытался жаловаться, но эти люди по-прежнему приходили и говорили:
— Эй вы все, маленькие свинки-шелни-певцы, прыгайте в повозку. Прокатитесь в жестянке на Землю! Эй, Бен, смотри, как они прыгают в фургон бойни!
— Это непростительно! — говорил я. — Вы ведь можете отличить человека от шелни!
— Не в этот раз, — ответил человек с колокольчиком. — Говорю вам, они прыгают в фургон охотно, даже эта странная, которая плакала. Конечно, можете забрать ее кости, если сумеете их отличить.
