Николай Шагурин - Эта свирепая Ева (Сборник)
— Садитесь. Не угодно ли рюмку вермута?
«Какой знакомый голос!» — подумал Сид.
— Догадываюсь, что речь пойдет о покупке моего «секрета». Если так, то должен предупредить, что сегодня вы — уже семнадцатый посетитель по этому вопросу. Не считая письменных предложений, — маэстро похлопал по стопке корреспонденции.
Сид ошеломленно молчал. Догадка, не столько необычайная, сколько неожиданная, осенила его. Он был уверен, что узнал этого человека. Но что он так пристально вглядывается?… Да, это он!
— Постойте, постойте, мистер Молчун, а ведь я вас знаю! Если не ошибаюсь — Сидней Платтер? (Да, это он!)
Сид кивнул головой и, наконец, выдавил из себя?
— Ваша изумительная память не изменяет вам, профессор.
— Тсс! Какая встреча! Я так давно вас не видел. Объясните, пожалуйста, куда вы пропали перед последним курсом? И как вы, такой умница, подававший такие надежды, оказались здесь, среди этого алчного сброда?
— Позвольте, в свою очередь, задать и вам вопрос: что привело вас в эти вертепы? Жажда денег? Немыслимо. Вы — здесь! Вы, такой бессребреник! Вы, которого в аудиториях ждут студенты!
— От моего пребывания здесь зависит, смогут ли многие из этих студентов прийти в аудитории в новом учебном году. Как видите, я ответил вам. А вы мне — нет.
Сид опустил голову, произнес еле слышно:
— Карты…
— Понятно. Иногда эта зараза оказывается хуже алкоголя и наркотиков. Но неужели вы не в силах бросить это? Уезжайте. Я дам вам денег.
— Хотел бы, но уже не могу. Запутался. Слишком поздно я понял, в какие сети попал. Моим хозяевам достаточно шевельнуть пальцем, чтобы я угодил на 20 лет в тюрьму…
Сид спрятал лицо в ладонях.
— Ну, не убивайтесь, Платтер! — ласково сказал профессор, ероша его волосы. — Так зачем же вы пришли?
— Сообщить вам одну тайну.
— Я готов ее выслушать, так как вижу, что не вышел из доверия у моих учеников.
— Вы не даете себе отчета в том, каким опасным секретом владеете, горячо заговорил Сид, поднимая красное от стыда и залитое слезами лицо. Это равносильно изобретению новой супервзрывчатки. Я помню, что вы всегда любили невинные мистификации, веселые розыгрыши, хорошую шутку. И, вместе с тем, со своими формулами, вычислениями и техническими проблемами были далеки от реальной жизни за стенами института. Вся эта история кажется вам шикарной шуткой. Но тут не до шуток. Вы не представляете, в какое дело вы ввязались и с кем схватились. О, вы еще не знаете, что это за люди, если их вообще можно назвать людьми! У них руки по локоть в крови, а за спиной стоит могущественная американская Мафия, для которой не существует законов, ни божеских, ни человеческих. Вам несдобровать!
Сид перевел дух и добавил:
— Так вот, тайна, которую я хочу вам доверить, заключается в одном слове: _бегите_.
Это было произнесено с такой гипнотической убедительностью, что профессор растерялся. Он налил полстакана вина и выпил залпом.
— М-да. Видимо, вы правы… Хватит. Я несколько увлекся и начал превращаться в аттракцион.
— Чем быстрее вы скроетесь, тем лучше, — сказал Сид. — За каждым вашим шагом следят две конкурирующие шайки гангстеров. Я подозреваю, что и та и другая зарылись целью похитить вас со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но приставленные к вам той и другой стороной «телохранители» зорко следят за тем, чтобы вы не достались конкуренту. Воспользуйтесь же «статус-кво» и покиньте Лас-Азартас. На карте — ваша жизнь.
— Хорошо. Искренне благодарен вам, Сидней. Мне, действительно, пора вернуться к моим мальчикам. Но прежде чем уйти, скажите мне, может быть, я все-таки могу чем-нибудь вам помочь?
— Нет, профессор.
— Жаль. Ведь я надеялся увидеть в вас второго Хойфа или Винера. И такой жалкий конец…
Сид встал. Профессор протянул ему руку, последовало крепкое рукопожатие.
— Еще раз благодарю. Прощайте. Впрочем, подождите.
Профессор присел к столу, взял лист почтовой бумаги с маркой отеля и написал несколько строк.
— Я понимаю, что этот шаг потребовал от вас большого мужества. Надеюсь, что вы остались не только мужественным, но и честным в душе человеком. Но, чтобы вернуться к порядочной жизни, вам понадобятся деньги. Возьмите это и вы будете без проигрыша играть в «Черного Джека».
— Значит, вы действительно проникли в тайну закона больших чисел?
— Частично. Но в достаточной мере, чтобы вступить в единоборство с рулеткой. С картами — там много проще.
Забегая несколько вперед, чтобы распрощаться с Сидом, скажем, что он исчез из Лас-Азартаса и с этого времени потерял всякий интерес к игре. Почему? Да потому, что из игры вынули то, что составляет ее душу — азарт. Зная заранее, что выиграет, Платтер бесповоротно охладел к картам.
И только много лет спустя, уже другим человеком, понял он, каким великим знатоком человеческой души выказал себя бывший учитель, открыв ему секрет беспроигрышной игры.
6. ВЛАСТИТЕЛЬ НАД ЧИСЛАМИ
Вернемся, однако, немного назад. Точнее — к прекрасному дню раннего лета, когда в Оберлинском университете закончились переводные и выпускные экзамены.
Профессор Томас Кларк Моррисон, возглавлявший кафедры математики и кибернетики, вышел из учебного корпуса, и день встретил его мягким солнечным теплом, ласковым дуновением ветерка и трепетом листвы пышно распустившихся деревьев, которыми щедро был засажен центральный участок университетского городка. Сейчас, после шестичасового пребывания в аудиториях, где в воздухе так и летали кварки, спины и биты, интегралы Лебега и мартингалы, эргодические теоремы и цепи Маркова, он чувствовал потребность на несколько часов отключиться от этих архимудреных понятий и побыть… просто человеком.
Профессор расправил плечи и с наслаждением потянулся. Впрочем, лицо его тотчас снова стало серьезным: предстоящие каникулы с рыбной ловлей в горных озерах, прогулках на каноэ и купаньем были омрачены некоторыми чрезвычайно неприятными обстоятельствами. Моррисон нахмурился и зашагал к бытовому корпусу, где в первом этаже находилась студенческая комната отдыха, нечто вроде клуба с маленьким баром.
Когда в дверях появилась его представительная фигура, облаченная в темно-серый костюм и неизменную мягкую сиреневую сорочку, студенты с боцманскими бородами приветствовали профессора доброжелательным гулом: Моррисон был в университете самым популярным преподавателем.
Истоки этой популярности следовало искать в личном обаянии и истинной демократичности профессора — без заискивания перед студентами, без потачек в учебе. Моррисон относился к студентам как старший товарищ к своим преемникам в науке. Кроме симпатий он снискал (что, пожалуй, еще важнее) глубокое и искреннее уважение студенчества, естественно, не допускавшее фамильярности. Оно было завоевано фундаментальными знаниями, творческим подходом к важным научным проблемам, оригинальными трудами. Все это у некоторых из его чопорных и менее талантливых коллег вызвало зависть, переходящую порой в раздражение.
