Наталья Шитова - Отступник
Цьев погладил кончиками пальцев нежную кожу на шее девочки и уверенно проговорил:
— Ничего не будет, Шела… — и с силой вонзил все пять ногтей в шею своей подружки, вспарывая ей горло.
Она даже не охнула и несколько секунд неподвижно стояла. Потом хрупкое тело ее неожиданно отяжелело, привалилось к Цьеву, и он осторожно опустил ее на влажный прибрежный песок.
— Е-мое, да он ее зарезал! — вскрикнул человек, стоящий прямо напротив Цьева.
Цьев бросил взгляд себе под ноги. Шела была мертва, он постарался, чтобы все произошло мгновенно. Теперь даже если они надругаются над телом, Шеле уже не будет больно.
Он окинул взглядом врагов. Они были теперь так близко, что до них можно было дотянуться.
В руках у людей были охотничьи ножи, колья и что-то огнестрельное. Они молча окружали Цьева, не решаясь почему-то напасть немедленно. Многие из них со страхом посматривали на тело лешухи.
— Давайте-ка, сверните шею этому щенку! — скомандовал Пряжкин. Живым он нам совершено не нужен.
Цьев взвизгнул и, бросившись на землю, перекувырнулся через голову. Оказавшись в ногах какого-то парня, он вцепился ему в ногу всеми десятью пальцами, врезаясь ногтями глубоко под кожу и вырывая из голени клок плоти.
— Ой-ой! Тварь поганая!!! — заорал парень, дергаясь и пытаясь стряхнуть Цьева с ноги.
Но Цьеву удалось-таки оторвать здоровенный кусок мяса и откатиться в сторону со своей окровавленной добычей. Швырнув свой трофей в лицо кому-то, кто хотел схватить его, Цьев резко обернулся к вцепившимся в него рукам и полоснул человека ногтями по лицу, не замечая, что острые концы кольев с разных сторон впиваются в его тело.
Под истошные крики своей жертвы Цьев завертелся из стороны в сторону, раздавая направо и налево удары, пока что-то сильное и неудержимое не пронзило его, войдя сзади под правую лопатку.
«Да почему же не сразу в сердце?» — посетовал про себя Цьев, падая на песок вниз лицом.
Его перевернули сильным небрежным толчком чьей-то ноги и пнули под ребра.
— Ты убил его? — раздался задыхающийся голос Пряжкина.
— Нет еще, дышит, скотина… Он Виталику глаз выколол! — злобно ответил второй голос. — Вот сука, живучий какой!..
Цьев открыл глаза. Боль в спине была очень сильной, но спасительное забытье не приходило. Когда пелена перед глазами растаяла, и Цьев увидел столпившихся вокруг людей. Многим из них он порвал одежду, многих поцарапал… Но двум жертвам досталось сильнее прочих: один парень сидел на песке, зажимая руками ногу, из которой Цьев вырвал кусок плоти. Еще двое подручных Пряжкина суетились вокруг своего приятеля, который еле стоял, громко стеная и грязно ругаясь, а одна сторона лица его была залита кровью и слизью…
— С таким мелким паршивцем справиться не можете! — разъярился Пряжкин. — Что же вы позволяете ему себя калечить?! А ну, топор мне, быстро! — рявкнул он.
Получив топор, он схватил полуметровый кол, размахнулся, воткнул его в живот Цьеву. После мучительной боли, разорвавшей его пополам, Цьев почувствовал почти мгновенное облегчение. Он провалился в глубокий колодец, в бездонную пропасть избавления. Его закачало, закрутило, захолодило сильным, властным, неумолимым потоком, и он догадался: это Шела… Это она встречает его, омывая своей чистой родниковой водой. И Цьев подался на ее зов, закружил, завертел ее, радуясь встрече, плача от счастья и любя…
Он уже не увидел последний взмах руки Пряжкина, сжимающей топор. А Пряжкин ударом обуха топора загнал кол сквозь тело лешонка глубоко в песок, удовлетворенно крякнув, и поспешил на помощь своим пострадавшим.
Не видел Цьев и того, как обезумевшие от ярости люди топтали их тела… Ему это было уже не интересно. Они были вдвоем с Шелой, и они были счастливы.
Убийцы убрались восвояси, выместив на них всю свою злобу, и тела остались лежать на песке у прибрежных кустов.
Теперь эта тихая излучина, этот ивняк и этот песок, впитавший кровь двух юных лешат спустя многие и многие годы все еще будут рассказывать о происшедшей здесь трагедии тому, кто сумеет расслышать язык воды, язык кустарников и речного песка. Вряд ли найдется такой человек. А вот лешие с легкостью поняли бы этот язык и никогда не прошли бы мимо этого места, не оплакав погибших детей… Вот только отыщется ли в этих местах спустя какое-то время хоть один леший?
На берегу лесной реки у излучины долго никого не было. И только через некоторое время на берегу показался человек с перебинтованной рукой. Он выбежал к воде, неловко прихрамывая и пошатываясь. Видимо, он долго пробирался по лесу и шел как раз из разоренного Логова.
Увидев трупы, человек сначала обомлел. Опустившись рядом, он быстро осмотрел мертвых, а когда понял, что все кончено, долго и безнадежно выл, корчась и колотя кулаками по песку. Он никогда не верил в сказания леших про родники и водовороты Нерша и горевал о своих маленьких друзьях, которых больше не было на свете.
Глава 24. Восемьнадцатое июня. После полуночи. Мрон
Мрон уже давно сидел на прибрежном камне и вглядывался в темную гладь.
— Идем, сынок. Мы должны идти, — сказал ему подошедший сзади Шеп и, не дожидаясь ответа, пошел вдоль берега.
Мрон наклонился к воде и зачерпнул немного ладошкой. Ополоснув лицо, он еще немного задержался, вглядываясь в собственное отражение. Но в темных ночных водах Нерша он видел только свой силуэт. Хотя именно этого ему было вполне достаточно. Он был теперь слишком несчастен, чтобы любоваться собой. Но взглянуть на себя не мешало: а вдруг в последний раз?
— Мрон, что ты там застрял? — послышался озабоченный голос Шепа.
Мрон соскочил с замшелого камня и побежал догонять Кшана и Шепа.
Лешонок пошел рядом со старшими, молча слушая их разговор.
Они шли вдоль реки, иногда останавливаясь передохнуть в зарослях, когда Кшан совсем выдыхался и не выдерживал темпа.
Мрон хорошо понимал, что они кого-то ищут. В другое время он непременно пристал бы к старшим лешакам с расспросами. Но он не чувствовал, что ему хочется что-либо узнавать, особенно после того, что он успел увидеть в Логове. Странная апатия овладела Мроном. Он уже почти не вспоминал о сутках, проведенных им в застенке, не думал о жестоких людях, так грубо и безжалостно учинивших над ним насилие.
Его угнетало то же самое, что и старших: гибель рода. Он был маленький и только наполовину леший, но чувствовал все и страдал он ничуть не меньше своего названного отца. Он видел, как Шеп и Кшан мучаются и переживают.
Поэтому Мрон почти сразу решил, что ему не следует мешать взрослым своими вопросами. Если бы от вопросов и ответов мир становился понятнее и безопаснее, еще можно было о чем-то поспрашивать. Но теперь Мрон почти окончательно уверился в том, что ничего не поправить, все раз и навсегда заведено. И он люто возненавидел весь мир. Точно так же, как всего несколько дней назад он любил все, что его окружало, теперь он ненавидел этот жестокий, кровожадный мир, в котором убивают невиновных и заставляют страдать живых. Все, среди кого прошла жизнь лешонка, были жестоко убиты, а Кшан и Шеп теперь не находили себе места от горя. И Мрон не знал, как ему теперь быть.
