Сергей Волков - Планета битв
Из дневника Клима Елисеева:
Она такая маленькая… Крохотные пальчики, которые пока умеют только сжиматься в не менее крохотные кулачки. Маленький ротик, издающий время от времени странные звуки – нечто среднее между мяуканьем котенка и поскуливанием щенка. Еле заметные бровки, реснички и глаза – удивленные, круглые глаза, которым предстоит увидеть столько нового и неизвестного. Я постараюсь сделать все для того, чтобы они видели только хорошее.
Мы назвали девочку Астреей – это имя самой, пожалуй, счастливой богини греческого пантеона. Конечно, можно было бы по традиции подобрать имя в честь бабушки, но по странному стечению обстоятельств и мою мать, и мать Медеи звали Аннами. Не буду углубляться в детали, но этот вариант мы даже не обсуждали. С Астреей греки связывали золотой век. Надеюсь, что когда наша малютка подрастет, на Медее тоже наступят счастливые времена.
Я счастлив. Часами сижу я ночью и слушаю, как маленькая Астя тихонько сопит во сне рядом с Медеей. Тетушка Басима иногда заходит в спальню, жестами показывает мне, чтобы я тоже ложился, что она, если что, подойдет к малышке, но я только улыбаюсь в ответ. Если бы можно было, я бы длил это удивительное состояние блаженства, которое охватывает меня возле моих жены и дочери, вечно.
Но увы – за ночью приходит день, а с ним множество проблем и забот. Мы строим флот. Мы создаем авиацию. Мы готовимся сражаться. Масса неотложных дел лавиной накатывает на нас, и мы безропотно разгребаем эти завалы.
Плавильные печи Фербиса пылают, как адские топки, но их мощностей не хватает, и рядом спешно строятся дополнительные. Строятся прямо под открытым небом – времени возводить цеха нет. Все производство, все линии переведены на выполнение военного заказа. Флот и авиация, авиация и флот – эти слова сегодня на устах у каждого.
Трудности, с которыми мы столкнулись, иной раз кажутся непреодолимыми. В первую очередь это касается кораблей. Поначалу инженеры Чжао Жэня и Шерхеля спроектировали действительно мощные и быстроходные суда, но в результате практической реализации от этих проектов остались рожки да ножки. К примеру, авианосец, названный «Матушка Мария», превратился в семидесятиметровое плоскодонное корыто с высоченной дозорной мачтой в носовой части и кормовым краном для выгрузки гидропланов из трюма. Силовая установка – котлы на «жидком угле» и паровая турбина – по расчетам должна давать скорость в десять узлов, хотя я подозреваю, что в итоге не будет и восьми. Монитор охранения «Петр Желтовский», по сути, точно такое же корыто, на котором смонтированы пусковые станки для ракет, дальнобойные минометы конструкции Шерхеля и паровые пушки ближнего боя. Скорость у монитора будет еще ниже – из-за большой массы. На настоящий боевой корабль более-менее обещает быть похожим только крейсер с жутковатым названием «Мардер». Конечно, по земным меркам, никакой это не крейсер, а в лучшем случае корабль сопровождения – сорок семь метров длиной, две паротурбины, минометы, ракеты, пушки. Но по крайней мере уже готовая машина «Мардера» на испытаниях дала мощность, достаточную, чтобы крейсер развивал четырнадцать с половиной узлов. Это пока наш наивысший и наилучший показатель, самые высокие технологии, вершина хай-тека по-медейски.
С самолетом дело обстоит несколько лучше. Уже готов и даже испытан планер. Несущие плоскости его обтянуты кожей, фюзеляж собран из клеенной фанеры, которую делают из каменной сосны. Аэродинамической трубы у нас нет, и поэтому макет будущей «грозы воздуха» попросту подняли на Малый Клык и столкнули с трехсотметровой высоты. Испытания прошли на удивление успешно – планер пролетел более километра и приземлился на крышу пакгауза, причем сел он ровно, не скапотировал. Теперь дело за двигателем. Шерхель трудится над его созданием и уверяет, что через две недели первый, опытный образец будет готов.
Корабли собирают на верфи, спешно основанной у Гремячей скалы, в ста восьмидесяти километрах к северу от Фербиса. Там же, в прибрежных холмах, встали тридцатиметровые сверкающие медью купола перегонного завода, на котором производятся этанол и «жидкий уголь». Тошнотворный запах, смесь сивухи и сероводорода, в безветренные дни висит над верфями. День и ночь по дороге, ведущей к океану, ползут караваны с сырьем для завода и деталями будущих «пенителей морей». Кили и шпангоуты уже готовы, сейчас идет облицовка бортов и одновременно монтаж котлов, трубин и трюмного оборудования. В качестве транспорта мы используем все, что может ездить – от гужевых повозок и велорикш до шестиколесных паровых рудовозов.
Кстати говоря, о руде. Ее катастрофически не хватает. Копи на юге Одинокого хребта выдают план, но мы не успеваем доставлять глыбы самородной меди к печам – те пожирают их с ненасытностью вулканов. Лускус бросил на рудоперевозки Панкартова – и ситуация понемногу начала исправляться.
За этот сумасшедший месяц, прошедший после победы над десантом грейтов, произошло еще одно событие, о котором я не могу не написать.
Цендорж… Мы все уже давно похоронили монгола и мысленно попрощались с ним навеки. Но мой бывший ординарец неожиданно подал о себе весть буквально с того света, и какую весть!
Десять дней назад от Лиссажа пришло сообщение – со снейкерами покончено. Все детали француз сообщил лично канцлеру в секретном письме. Я в тот день распределял рабочих по стапельным командам, зарывшись в личные дела колонистов буквально по самую макушку. Лускус вошел ко мне в кабинет и молча положил на стол грязную тряпку с двумя прорезями. Тряпка вся побурела от крови и выглядела как обрывок рубашки давно убитого человека.
– Что это? – спросил я.
– Это носил на лице тот, кого на Великой равнине называли Тряпочником, – ответил одноглазый. – Лиссаж сообщил мне, что именно Тряпочник со своим отрядом сделал то, чего не смогли наши нармильцы. Он уничтожил снейкеров.
– И что?
– Лучше прочти сам. – Лускус протянул желтоватый лист бумаги.
Лиссаж писал: «Тщательный осмотр места боя и максимально возможные усилия по опознанию тел погибших позволили выяснить, что человека, именуемого Тряпочником, среди них нет. Опознаны двенадцать бывших руководителей Корпуса безопасности колонии, занимавшие, судя по доспехам, высшие руководящие посты в формированиях снейкеров, а именно…»
Далее шел список имен и фамилий, среди которых оказалось немало знакомых. Но мне сразу бросился в глаза номер шестой – «Иеремия Борчик». Стало быть, и этот дезертир нашел пристанище среди снейкеров.
«Однако, – писал далее француз, – кто именно из них был так называемым Бигбрассой, пока не выяснено. Мне так же показалось важным сообщить Государственному канцлеру следующее: утром следующего после боя, в котором были истреблены снейкеры, дня на дороге, ведущей к Экваториальному хребту, был задержан мужчина в рваной окровавленной одежде, весь покрытый шрамами от ожогов. Лицо неизвестного, согласно донесению патрульных, – сплошная запекшаяся корка. На вопросы задержанный либо не отвечает, либо произносит непонятную фразу, а именно: «Покуда черная кровь камнем не станет в жилах, будет Черный монгол искать своих врагов». На ночь задержанный был помещен под стражу в землянку, но утром выяснилось, что он бежал. В землянке обнаружена тряпка с прорезями (приложена к рапорту) и надпись на и-лингве, сделанная чем-то острым: «Цендорж Табын ихсан». Для расшифровки надписи мною были привлечены знатоки восточных языков, которые сообщили, что понятие «исхан» у разных народов трактуется по-разному – и как «мертвец», и как «одержимый». Что же касается тряпки, то все раненые, обнаруженные на месте боя, опознали ее как ту, что носил на своем лице Тряпочник».
