Роберт Хайнлайн - Пришелец в земле чужой
— Пусть с тобой едет Джилл. Но помните, дети — это ваш дом.
— Мы знаем это и вернемся. И вновь разделим воду.
— Обязательно, сынок.
— Да, отец.
— Как ты сказал?
— Джубал, у марсиан нет слова «отец», но недавно я понял, что ты мой отец. И отец Джилл.
Джубал покосился на Джилл.
— Мм-да… Берегите себя.
— Конечно. Пойдем, Джилл. — И они уехали еще до того, как Джубал встал из-за стола.
Глава 26
Это был обычный шапито — сладкая вата, крикливые билетеры, незамысловатая программа. Лекция по половому вопросу свелась к критике дарвинизма, а за ней следовал парад красавиц, одетых в угоду цензуре. Потом бесстрашный Фентон прыгал с вышки, затем выступали маг (вместо ясновидящего), полумужчина-полуженщина (вместо бородатой женщины), глотатель огня (вместо глотателя шпаг) и татуированная заклинательница змей. Она вышла под конец программы «совершенно голая, одетая лишь в экзотические рисунки, кто найдет на ее теле ниже шеи хоть квадратный дюйм свободного места, получает двадцать долларов».
Приз не достался никому. Миссис Пайвонски стояла совершенно голая на табурете, между ножками которого ползало полтора десятка кобр. То, на что смотреть считалось непристойным, закрывал своим телом боа констриктор. Освещение было слабое.
Однако миссис Пайвонски вела честную игру. Ее покойный муж — мастер татуировки, — держал в Сан-Педро ателье. Когда клиентов не было, они украшали друг друга. В конце концов на теле Патриции Пайвонски не осталось ни кусочка белой кожи, кроме шеи и лица. Она гордилась тем, что была самой разукрашенной женщиной в мире, и считала мужа величайшим художником.
Патриции Пайвонски удавалось общаться с жуликами и другими грешниками и оставаться чистой. Ее и мужа принимал в лоно церкви сам Фостер; где бы она ни оказалась, она везде считала своим долгом посетить местную церковь Нового Откровения. Сейчас она с большим удовольствием выступила бы без боа и при хорошем освещении, потому что ее кожа была выдающимся произведением искусства. Когда они с Джорджем увидели свет веры, на теле Патриции оставалось около трех квадратных футов свободного места. До того как умереть, он успел изобразить картины жизни Фостера, начиная с колыбели с парящими вокруг ангелами, до того славного дня, когда он занял назначенное ему место.
К сожалению, цензура требовала прикрывать места, на которых размещались священные картины. Но Патриция могла демонстрировать их на закрытых службах Счастья в церквях, которые она посещала, если позволял пастырь, что он почти всегда и делал. Патриция не умела ни петь, ни проповедовать, ей никогда не давались языки, — но она была живым свидетелем света.
Миссис Пайвонски выступала предпоследней. Это давало ей время отложить в сторону свои фотографии и выглянуть из-за кулис на сцену.
Там выступал маг, доктор Аполло. Он взял в руки несколько стальных колец и пригласил зрителей убедиться в том, что кольца сплошные. Потом Аполло велел добровольцам держать кольца так, чтобы они перекрывались. Доктор притронулся волшебной палочкой к тем местам, где кольца соприкасались и они срослись в крепкую цепь.
Он принял кастрюлю с яйцами из рук своей помощницы и начал жонглировать шестью из них, но не привлек к себе особого внимания, — все взгляды были устремлены на его помощницу. На ней было надето немного больше, чем на юных красотках из шоу. Зрители с трудом заметили, что шесть яиц в руках жонглера превратились в пять, потом в четыре… в три, два — и наконец доктор Аполло подбросил в воздух одно яйцо. Он сказал:
— Куры нынче нестись перестали, — и бросил яйцо в толпу. Аполло отвернулся и, казалось, никто не заметил, что оно так и не долетело до цели.
Доктор Аполло вызвал на сцену мальчика.
— Я знаю, что ты думаешь, сынок. Ты считаешь, что я ненастоящий волшебник. Вот тебе за это доллар, — он вручил мальчику долларовую бумажку, которая тут же исчезла.
— Вот незадача! Дадим тебе еще один шанс. Держи! И беги скорей домой, спать пора.
Мальчишка убежал, зажав в руке доллар.
Маг нахмурился.
— Что будем делать дальше, мадам Мерлин?
Помощница что-то шепнула ему на ухо. Он покачал головой.
— Но не при всех же!
Она шепнула что-то еще. Он вздохнул.
— Друзья, мадам Мерлин желает лечь в постель. Джентльмены, может кто-нибудь из вас поможет ей?
Он смотрел на поднявшуюся сутолоку.
— О, слишком много! Кто-нибудь из вас служил в армии?
Добровольцев все еще было много. Доктор Аполло выбрал двух и сказал:
— Там, под сценой есть складная армейская кровать, просто поднимите занавес — теперь, будьте любезны, поставьте ее на сцену. Мадам Мерлин, посмотрите сюда, пожалуйста.
Пока мужчины ставили кровать, доктор Аполло делал в воздухе пассы руками.
— Спать, спать… вы спите. Друзья, она в глубоком трансе. Джентльмены, приготовившие кровать, положите на нее девушку. Осторожнее…
Прямую, как в столбняке, девушку положили на кровать.
— Спасибо, джентльмены, — маг взял волшебную палочку, висевшую все время в воздухе, указал ею на стол, что стоял в самом конце сцены. С четырех шестов поднялась простыня и прилетела к нему.
— Накройте мадам с головой. Нехорошо смотреть на леди, когда она спит. Благодарю вас. Будьте любезны удалиться… Прекрасно, Мадам Мерлин… вы слышите меня?
— Да, доктор Аполло.
— Сон сковал вас. Теперь вы становитесь легче. Вы спите на облаках. Вы плывете по воздуху, — накрытое простыней тело поднялось над кроватью на фут. — Эй! Куда? Не так быстро!
Какой-то мальчик шепотом объяснял:
— Когда они накрыли ее простыней, она через потайной ход спустилась под сцену. А это — проволочный каркас. Он сейчас снимет простыню, а каркас упадет. Кто угодно так может.
Доктор Аполло сделал вид, что ничего не слышит.
— Выше, мадам Мерлин, выше! Хватит.
Тело висело в шести футах над сценой.
— Каркас поднимается на стальном шесте, — продолжал тот же юный голос. — Они его прикрывают углом простыни.
Доктор Аполло пригласил желающих убрать шест.
— Ей не нужны шесты, она спит на облаках, — он обернулся к мадам и сделал вид, что прислушивается. — Громче, пожалуйста. О! Она говорит, что ей не нужна простыня.
— Сейчас каркас упадет.
Маг сдернул с мадам простыню, простыня исчезла, но этого никто не заметил: все смотрели на мадам Мерлин, спящую на облаках.
Приятель мальчика, крайне осведомленного в вопросах магии, спросил:
— Где же твой шест?
— Ты не туда смотришь, — ответил тот, — они направляют свет так, чтобы глаза слепило и ты поневоле отворачиваешься.