Семен Слепынин - Паломники Бесконечности
Они сбавили шаг. Солнце замелькало, рассеивая мглу. Дед и Руди остановились. Остановилось и солнце, осветив довольно безрадостную картину: низкорослые чахлые березки, камыши, кочки. Под ногами хлюпала грязная жижа.
— Тьфу ты пропасть! — выругался дед. — В болото угодил. Идем дальше.
Руди и дед шагнули во тьму времени. Минуты через две снова рискнули выйти в пространство. На этот раз удачно. Они очутились на светлой поляне и присели на сухой пригорок, спугнув гревшегося на солнце бурундучка. Шелестели травы, порхали бабочки, в цветах копошились пчелы. Все вроде бы знакомо с детства. Но лес, глухо рокотавший шагах в десяти, совсем другой. Деревья высоченные, затейливо кривившиеся могучие ветви несли такую массу листьев, что в них, казалось, можно укрыться от любого дождя.
— Дед, мы же в кайнозойской эре.
— Угадал, — рассмеялся дед. — Знаешь по картинкам и учебникам. Я часто захаживаю сюда. Смотри. Узнаешь чудище?
Руди узнал мегатерия, величайшего из ленивцев. Угольно-черный зверь по массе превосходил слона и был чудовищно неповоротлив. Мегатерий сидел на опушке и ломал деревья, желая добраться до верхних и, видимо, самых вкусных ветвей. Еле-еле дотянулся и, сидя в задумчивой позе, начал прожевывать охапки листьев. Потом лениво перетащил свое тело в глубь леса.
— А хорошо здесь, — сладко жмурился дед. — Люди появятся через миллионы лет, и сейчас так уютно и тихо. Идиллия!
Но дедову «идиллию» самым наглым образом нарушили те самые «милые обезьянки», которых минуту назад он сам же расхваливал. И откуда только их черти принесли? Появились они на опушке внезапно, вынырнув из густой листвы, как из темной пещеры. Обезьяны скакали с ветки на ветку, срывали какие-то плоды ве личиной с яблоко и, чмокая от удовольствия, жевали. И вдруг, увидев внизу на поляне деда и Руди, завизжа ли, начали корчить отвратительные гримасы и швырять в непонятных двуногих плоды и ветки. Недожеванны слюнявый плод угодил в дедову щеку.
— Ах вы, негодные твари! Да я вам! — Дед, схватив ветку, вскочил и погрозил обезьянам. Те ускакали. Де вытер рукавом щеку, сел на пригорок и начал ругать ся: — Вот из этих вертлявых и визгливых дряней получатся потом крикливые и драчливые люди и начнут швырять друг в друга атомные бомбы. Эх, люди, люди. Стыд-то какой! Позор!
— Не ворчи, — хохотнул Руди. — Сам ты был таким же когда-то. Идем. Дорогу к своему внучку, надеюсь, знаешь?
— Как свои пять пальцев. Тропу через темные джунгли времен дед, видимо, давно протоптал и знал отлично. Он уверенно вел Руди по тысячелетиям, и минут через десять они вышли из тьмы веков в пространство. И Руди сразу понял: они в нужном месте и в нужном времени. Они стояли на высоком холме, рядом резво шелестел листвой молодой гладкоствольный тополь. «Это он», — догадался Руди. Внизу под жарким полуденным солнцем светилась цветами поляна, а вдали синели рощи и сверкало озеро. Руди и дед сели на траву, звон листвы над ними становился все громче и сменился мальчишеским смехом. «Дедов внук», — усмехнулся Руди. И точно: из-за их спин выскочил парнишка лет двенадцати и, хохоча, начал плясать.
— Дедушка в гости пришел! Дедушка! А это кто? Твой друг?
Парнишка присел и начал с любопытством разглядывать Руди. Поразили его, видимо, шаровары и модная куртка. Сам парнишка одет еше более простецки, чем дед: короткие, чуть ниже колен, штаны, рубашка, на ногах сплетенные из лыка башмаки.
— Ты Руди! — воскликнул мальчик. — Дедушка рассказывал о тебе. Правильно? Ты Руди?
— Руди. А тебя как звать?
— Тополь.
— Ну что это за имя? И не тополь еще, а тополек. Толик — маленький тополик. Хочешь, буду звать тебя Толиком?
— Толя. Анатолий. Хорошее имя, — одобрил дед.
— А тебе не скучно одному на холме? — спросил Руди мальчика. — Рядом ни одного деревца, не с кем поговорить, пошептаться листвой.
— Зато безопасно. Ни один зверь не вскарабкается, не сдерет с меня кору, не покормится листьями. Одни только птицы садятся на меня и поют, поют. Еше бурундучок навещает.
Полосатый бурундук, точно звали его, вскочил на холм, с любопытством повертел мордочкой и скрылся в траве. А далеко внизу тяжело протопали мастодонты, подошли к деревьям и, обдирая кору, треша сучьями, начали жевать листья.
— Да, ты хорошо устроился, — улыбнувшись, согласился Руди. — Как это ты сумел?
Парнишка, такой же словоохотливый, как и его Дедушка, поведал интересную историю. Выдумал он ее вместе с дедом или в самом деле все так и произошло, Руди не знал, но рассказ ему понравился. По словам мальчика, лет тридцать тому назад сюда упали из будущего дедовы пушинки-семена. Ветер разнес их по горам и долинам. Тысячи и тысячи из них Погибли. Но одна пушинка, упавшая на одинокий каменистый холм, зацепилась за комок плодородной почвы и пустила корни.
— Вот с тех пор все расту и расту, — закончил мальчик.
— Какой же ты внук? Ты сын старого тополя. И кру том у тебя ни братишки, ни сестренки. И ни одного другого мыслящего деревца? Скучно же.
— Мне еще повезло, — сказал Толик и вдруг поморщился. — Ну, не так уж и повезло. Вон там, на берегу озера, растет молодая вербочка, злющая и вредная девчонка.
— Так это же внучка… вернее, дочь старой вербы! — догадался Руди. — Она жила на берегу реки рядом с дедушкой. Умерла она недавно. Слышал? Переломилась пополам и упала в воду.
— Так ей и надо, старой карге. Но девчонка ее живет. Тоже ведьма порядочная.
— А ты сходи к ней вместе с Руди, — предложил дед. — Все-таки у нее горе. А я устал. Подожду вас, по греюсь на солнышке. Сходи, не упрямься.
— Ладно уж, — поморщился Толик. — Идем, Руди. Парнишка соскочил, буквально слетел с холма о легкостью тополиной пушинки. Руди же спускался по каменистой круче осторожно, цепляясь за выступы.!
— Тяжел ты, дядя Руди, — смеялся Толик. — Носорог!
— Не привык я к вашим местам, — улыбаясь, оправдывался Руди. — А где же озеро?
— Пойдем прямо к нему через этот лесок. «Ничего себе лесок», — подумал Руди, войдя во тьму и влажную духоту прибрежной рощи, в настоящие джунгли миоцена с одуряющими запахами крупных цветов, с лианами, свисающими с мохнатых сучьев каких-то незнакомых громадных деревьев. Со всех сторон из мглы тучами налетела мошкара.
— Куда ты меня завел? — хмурился Руди, сдирая с лица паутину и отмахиваясь от мошкары.
— Мне здесь тоже не нравится, но зато ближе к берегу.
На берегу Руди вздохнул с облегчением: солнечно и сухо. Прямо перед ним плакучие ивы свесили косы над водой. Чуть дальше, среди кустарника, шелестела листвой одинокая молодая верба.
— Это она, — пояснил мальчишка. Он подошел к вербе, постучал по стволу и крикнул: — Эй ты, ведьма! Выходи!
