Дмитрий Володихин - Мастер побега
Поставив последнюю точку, Дана оторвала взгляд от меню и подняла его на Рэма.
Несколько мгновений она не отрываясь смотрела на Рэма, и спокойное теплое море простерлось между ними, и две солнечные дорожки протянулись от ее глаз к его глазам. Где же ты был столько времени? Я замерзла без тебя, душа совсем обледенела. Все, что я видела без тебя, не имело цвета, одни лишь оттенки серого. Все, к чему я прикасалась без тебя, не несло радости, одни лишь оттенки необходимого. Все, о чем я мечтала без тебя, это ты. Но теперь ты здесь, и я согреюсь. Мы обязательно найдем способ быть вместе и никогда не расставаться. Ты понимаешь меня? Ты слышишь меня? Да, я понимаю тебя, я слышу тебя. Ты свет мой. Ты мечта моя несбыточная, сбывшаяся и опять ставшая несбыточной. Ничего лучше тебя не было в моей жизни. Я пришел к тебе, я пришел за тобой, жизнь без тебя – сплошной холод, жизнь без тебя – сплошная бессмыслица. Но теперь ты рядом, и я согреюсь. Мы обязательно найдем способ быть вместе и никогда не расставаться. Ты понимаешь меня? Ты слышишь меня? Да, я понимаю тебя, я слышу тебя, я буду с тобой.
За один миг Рэм вспомнил все то, что, кажется, давно исчезло на самом дне памяти, под мощными наслоениями ила. Одуряющая карамель сирени… мелодия духового оркестра… самородки на дне озера. Субмарина, четыре года скитавшаяся в неведомых морях, вернулась в порт, все люки отдраены, экипаж в парадной форме стоит на палубе и салютует родному дому.
Дана улыбнулась ему.
Чаша света от ее губ перенеслась к его губам. Свет проник в него, свет заполнил его, свет вычистил его. Не осталось в нем холода, смертей, предательства Не осталось в нем священника, убитого случайным выстрелом; рва, заполненного трупами; мертвецов, скормленных свиньям; городов и деревень, одурманенных излучением. Не осталось в нем зла. Только свет. Только огромное серебряное солнце перед глазами.
Дана встала, виновато улыбнулась официанту: мол, не нашла ничего подходящего. Уходя, она положила свое меню поверх меню Рэма, так и не раскрытого. Мужчина в фетровой шляпе устремился за ней. Рэм растерянно смотрел Дане вслед, пока не вспомнил о записке. Рэм открыл меню Даны и осторожно выдрал кремовую картонную бабочку.
Потом заказал что-то наугад… кажется, кофе со взбитыми сливками.
Он не спал всю ночь. Бродил по ночному городу, рассеянно гладил фонари, заказывал вина там и здесь, яростно мечтал о том, какая жизнь ждет его с Даной, о прикосновениях, о детях. Никогда ни с кем не хотел он завести детей, только с нею.
Рэм тогда еще не знал: судьба ничего ему не подарит больше и светлее этого взгляда и этой улыбки.
Утро, проведенное в гроте. Холод, сырь, свихнувшееся сердце. Грохот отдаленного взрыва за четверть часа до назначенного времени. Хонтийские газеты: «Очередной теракт, совершенный мерзавцами, которых прикармливает Боевая Гвардия. Возрождение имперской агрессивности… политика дикарей… вражеский оскал… увеличить бюджет Министерства внутренних дел».
Его два месяца лечили электрошоком. Выжгли из него столько Даны, что она перестала быть сумасшедшей режущей болью, то и дело рвущейся наружу, и превратилась в тупую, приглушенную боль. Можно сказать, родную боль.
– …Опять-таки, обратите внимание на дату. – Слова контрразведчика вывели Рэма из транса. – За день до того, как принцесса императорского дома, персона весьма многообещающая, была взорвана у входа в Сад живых радуг… Собссна, я даже не спрашиваю, чем вы ее туда заманили.
«Ах вот оно как. Двадцать четыре года назад я бы попробовал задушить тебя. А теперь… теперь тоже очень хочется».
– Плохое у вас сейчас лицо. Непрофессиональное лицо. Все эмоции нараспашку…
Рэм закрыл глаза Бросаться – глупо. Объяснять – бесполезно.
«Бесполезно, ничего не объяснишь. Война сложности не видит. Война любую сложность сводит к простоте. Мне конец Или им еще что-то от меня надо?»
– Хотите сделать признание?
– Нет.
Контрразведчик усмехнулся:
– Аха. Понимаю вас. Надеетесь на танковый прорыв. Напрасно. Ваши танки не войдут в нашу столицу ни завтра, ни послезавтра, положение на фронте не таково. Боюсь, в этом смысле вам вообще не на что надеяться. Уж извините.
Рэм молчал. На фронте творится хрен знает что. На фронте, массаракш, каша И чем закончится война, не знает пока никто. Может, новой гражданской войной или даже двумя, причем одна из них начнется в Хонти. Для Хонти это будет уже третья гражданская… Но ему, Рэму Тану, все равно, чьи танки в чью столицу войдут. Или не войдут. Прошли те времена, когда какие-нибудь танки и какие-нибудь города он мог бы назвать «нашими». Нет для него сейчас ничего «нашего». Умерло все «наше».
Разве такое объяснишь офицеру контрразведки?
– Слушайте, вы, я вижу, серьезный человек. Давайте по-нормальному. В другое время я бы вас копнул как следует. Вон, слышите, коллега старается…
Да, за дверью в соседний кабинет кто-то устало кричал, затихал, потом опять принимался кричать, хрипеть, взвизгивать… Рутина.
– …мы с вами, понятное дело, могли бы тем же путем пойти. Извините, служба Но у меня есть пара людей поинтереснее вас и уйма народу, который надо просто оформить. А я и так вожусь с вами чего-то уж очень долго. Времени нет совсем То есть никакого времени нету. Давайте просто, чисто, без болтовни. Что мы можем? Мы можем, во-первых, отправить вас под трибунал. К вечеру вас там подпишут, а завтра утром уже определят. И мы можем, во-вторых, послушать вас. Допустим, вы имеете для нас нечто ценное. Может, еще каких-то людей нам отдадите, планы, оборудование… Тогда – другое дело. Тогда у нас с вами перспектива, сотрудничество. Останетесь жить, а уж хорошо или плохо жить – зависит от того, как много отдадите.
Ну да, расстрел. Сразу и без мучений. Это намного лучше, чем гнить на каторге. Жаль, статью в «Вестнике университета» не напечатали. И «Синюю папку» он тоже до ума не довел. Ничего. Стоит ли волноваться? Кто его теперь и где станет печатать? Смешно. Куда ему теперь бежать? Пора уходить.
Мне пора уходить, ребята.
И Рэм как-то сразу успокоился. Мысль о смерти давно была его собеседницей. Приходила из холодных краев и соблазняла совершенством тамошних узоров изо льда. «Иди за мной, увидишь красоту, увидишь совершенство… Что ты здесь забыл, странный человек?» – говорила она Но ум еще сопротивлялся ей. Озябший ум, летающий в пустоте.
– Я предпочту первое.
– Как? Уточните.
– Передавайте дело в трибунал. Уж извините, отдать мне вам нечего.
Следователь скривился от огорчения.
– Жаль. Не люблю таких ситуаций. Столько сил впустую порастрачено… – он раздраженно покачал головой. – Собссна, в другое бы время… Ладно. Сейчас я вас дооформлю, посидите тихо.
