Алексей Калугин - Подменённый
– Верно, – кивнул Андрей. – Но он ждал до последнего. Он убил себя не после того, как увидел, во что превратился Хатшак, а только тогда, когда монстр зашевелился у него внутри. Он сделал это, когда понял, что больше ничем не поможет нам, а его присутствие вскоре может стать прямой угрозой для всех оставшихся в живых.
– Сержант, – Юнни поднял взгляд, чтобы заглянуть Андрею прямо в глаза. – Вы думаете, у нас еще есть шанс на спасение?
– Если бы я был уверен в том, что у нас нет ни единого шанса, то поступил бы так же, как и Снаттер.
– Споры летающего шара убили Хатшака всего за сутки, – бросив быстрый взгляд на тело Снаттера, негромко произнес Юнни.
– Ну и что? – сделав вид, что не понял, о чем идет речь, спросил Андрей.
– Я ведь наглотался той дряни, что вылетела из тела Хатшака. – Юнни старался выглядеть и говорить спокойно, но голос его дрожал, а лицо сделалось бледным как полотно. – Значит, и у меня остались всего сутки.
– Слушай меня внимательно, – Андрей поднял к плечу руку с направленным вверх указательным пальцем. – Мы не знаем, что именно попало в твой организм. Быть может, этот газ не представляет для человека никакой опасности. Но даже если это те же самые споры, которые убили Хатшака и Снаттера, то у тебя в запасе еще как минимум сутки. А значит, есть еще и шансы на спасение. И не только у тебя одного. У Шагадди парализована нога. Одному мне его не дотащить. Так что…
Не закончив фразу, Андрей приподнял руки, чуть разведя их в стороны.
– Я все понял, – коротко кивнул Юнни. – И у меня нет оснований не верить вам, сержант. Я остаюсь с вами.
Глава 13
ЯВИВШИЙСЯ ИЗ НОЧИ
Андрей сидел, скорчившись между выступающими из земли корнями огромного дерева. Автомат он держал на коленях, слегка поглаживая кончиками пальцев теплую лакированную поверхность деревянного приклада. Взгляд его безотчетно следил за тщетно пытающимися разорвать ночную тьму чахлыми язычками небольшого костра, разведенного Юнни.
Сам Юнни сидел по другую сторону костра, неподвижный и сумрачный, как вырубленный из черного дерева истукан.
Слева от Андрея, привалившись к дереву плечом, беззаботно храпел Шагадди.
До наступления ночи положение трех людей, затерявшихся среди безумия Гиблого бора, не изменилось.
Шагадди по-прежнему не чувствовал ноги, ужаленной тысяченожкой. Впрочем, сей факт можно было расценить двояко. Плохо было то, что Шагадди все еще не мог самостоятельно передвигаться, хорошо – что он все еще был жив и чувствовал себя не хуже, чем с утра, а это означало, что яд тысяченожки был несмертелен.
Оккупировавшие поляну тысяченожки несколько приутихли, но, как и прежде, пытались атаковать приближающихся к ним людей. Андрею и Юнни удалось вытащить с поляны брошенный кем-то автомат с полной обоймой, два рюкзака и ранец с рацией.
Если оружие людей тысяченожки не тронули, то над поклажей потрудились основательно. Трудно было понять, каким образом, не имея мощных челюстей, они сумели прогрызть рюкзаки и перепортить большую часть находившихся в них вещей. Впрочем, возможно, над этим потрудились какие-то другие твари, обитающие в Гиблом бору и решившие воспользоваться результатами одержанной тысяченожками победы. Как бы там ни было, из провианта остались целыми только консервы. Остальное было либо растащено, либо превращено в труху. Но самым ужасным было то, что внутренности рации также были превращены в невообразимое месиво из отдельных целых деталей и мелко нашинкованных проводов. Теперь даже опытный специалист, имеющий под руками все необходимое для ремонта, наверняка предложил бы просто выбросить этот металлический лом.
Впрочем, Шагадди умел радоваться и малому. Плотно закусив тушенкой, разогретой на костре, он сказал что-то насчет того, что все равно, мол, тащиться ночью по лесу нет смысла, и со спокойной совестью завалился спать.
Андрей и Юнни заснуть не могли. Они сидели по разные стороны от костра и молча наблюдали за пламенем. Время от времени то один, то другой из них поднимался, чтобы подкинуть в костер дров, после чего снова садился на свое место.
Говорить было не о чем. Все и без того было ясно. Можно было сколько угодно убеждать себя в том, что шансов спастись нет только у мертвых, но в душе каждый отдавал себе отчет в том, что в сложившейся ситуации еще один прожитый день ровным счетом ничего не решает.
Андрей не хотел разговаривать даже с Дейлом. Теперь уже не имело абсолютно никакого значения то, как каждый из них относился к возможности погибнуть, оставшись вместе со всеми, или спастись, вызвав техников из Статуса. Второй вариант отпал сам собой. Об этом Дейл сообщил Андрею вскоре после того, как застрелился Снаттер. Если у Андрея еще и были какие-то основания не доверять своему напарнику, то для того, чтобы убедиться в том, что на этот раз Дейл говорит правду, ему было достаточно попытаться послать в Статус сигнал бедствия. Ответным сигналом, свидетельствующим о том, что его вызов принят, должно было стать легкое электрическое покалывание за левым ухом, в точке, где находился имплантированный ретранслятор телепатических сигналов. Ответа на посланный Андреем сигнал бедствия не было. Да и быть не могло, потому что имплантированного ретранслятора не было на месте. Должно быть, его вместе с клочком кожи вырвала одним из своих крючков тысяченожка, разодравшая Андрею всю шею. Теперь для того, чтобы восстановить связь со Статусом, Андрею нужно было связаться с одним из его агентов в Кедлмаре. А чтобы сделать это, нужно было сначала выбраться из Гиблого бора.
Круг замыкался, поскольку Андрей уже не верил в то, что сможет когда-либо выйти из этого проклятого леса, имея при себе насмерть перепуганного юнца и одноногого калеку.
Дейл даже и не пытался ободрить своего напарника, понимая, что в лучшем случае просто нарвется на грубость, а в худшем – имеет шанс навсегда испортить отношения со своим реципиентом. Однако когда Андрей поинтересовался, чем он там сейчас занимается, Дейл ответил, что компанует отчет о Гиблом боре. Впрочем, агенты Статуса могли получить отчет и спустя много лет, обнаружив то, что останется к тому времени от Андрея, и собрав имплантанты, которыми было нашпиговано его тело.
Андрей в очередной раз провел пальцами по глубокой ложбинке на прикладе, в которую при стрельбе ложился большой палец правой руки. Оружие в руках не являлось для него искушением. Вопреки тому, что он недавно сказал Юнни, Андрей никогда не считал самоубийство радикальным способом решения всех проблем. Он не мог даже представить себе ситуацию, при которой он по собственной воле, находясь в здравом уме и трезвой памяти, мог бы пустить себе пулю в лоб. Как бы там ни было, что бы ни рассказывали священники и проповедники, лучше уж помучиться на этом свете, чем рассчитывать на вечное блаженство на том. К тому же, как говорят все те же святоши, врата рая для самоубийц закрыты. А почему, собственно? Чем заслужил такое пренебрежение к своей душе тот же Снаттер?
