Гарри Гаррисон - Мир Смерти и твари из преисподней
Глава десятая
Наутро Язон вдруг вспомнил об одном несправедливо позабытом в суете последних дней человеке – об Олафе Вите. А именно он мог пролить свет на некоторые принципиально важные моменты в их с Арчи исследованиях. Олаф, конечно, человек-загадка, и ухо с ним надо держать востро. Вот уж кто умеет подсобить и нашим и вашим! И все-таки он испытывал определенную симпатию к Язону – этот бывший штурман, бывший бандит, бывший фэдер, бывший троллькар, бывший великий жрец… Впрочем, фэдером-то он был настоящим. Олафа приняли обратно в преступное сообщество, разрешили жить в томхете и свободно перемещаться по планете.
Своего то ли спасителя, то ли товарища по несчастью Язон нашел теперь не где-нибудь, а прямо в приемной старого Ре и намеревался непосредственно оттуда выдернуть:
– Слышь, друг, прилетай сейчас в наш базовый лагерь. Очень поговорить надо.
– Только вечером, – сказал Олаф.
– Устраивает, – тут же согласился Язон.
Мог ведь и вообще послать куда подальше. А так – либо шпионить прилетит, либо действительно помочь сподобится. Впрочем, Язона устраивали оба варианта. Ведь из вражеского агента информацию порою легче вытянуть, чем из услужливого дурака. Олаф однако дураком ни в каком смысле не был. Если не учитывать только, что он в любой момент мог напиться до невменяемого состояния. Но и это не беда – явление временное.
Арчи тоже рвался побеседовать с моналойским феноменом, но Язон решил, что всему свое время, и первую такую встречу категорически намерен был провести тет-а-тет. Даже, чтобы не напрягать зря Олафа, на свежем воздухе. Местная шпиономания со времен исторической беседы с фермером Уризбаем хорошо запомнилась Язону.
Олаф прилетел минута в минуту, свеженький, не пьяный, ну разве один стаканчик чорума пропустил для бодрости, не больше. И они с Язоном отправились гулять вдоль выжженных вулканом и звездолетами полей в сторону снежной шапки Гругугужу-фай и жалких остатков зелени внизу на склонах. Погода выдалась отличная. Вечер стоял не жаркий, почти прохладный и совершенно безветренный. До наступления темноты оставалось еще часа два.
– Курить будешь? – предложил Язон.
– Давай, – согласился Олаф. – Тыщу лет не курил. Ух ты! Какая роскошь!
В язоновском НЗ на этот раз хранилась тяжелая как артеллирийская мина цилиндрическая пачка «Галактического вихря» – едва ли не самых дорогих ароматизированных сигарет, выпускаемых на Луссуозо. На планете, сам воздух которой заставлял всех бредить здоровьем и омоложением, курение было запрещено в принципе. Ну, где же еще могли делать лучшие во вселенной сигареты для самых богатых оригиналов?
Закурили. Оценили божественный аромат и тонкие оттенки вкуса. Потом Язон спросил прямо, решив начать именно с этого:
– Олаф, почему они взяли тебя назад. Ты же предал их идеалы, их принципы?
Олаф остановился и посмотрел на Язона с сочувствием:
– Чьи идеалы? Чьи принципы? Фэдеров? Ты бредишь, Язон. У этих людей никогда не было ни идеалов, ни принципов. Для них существуют только два понятия: деньги и сила. У кого есть хотя бы что-то одно, тот и в авторитете. А уж если то и другое сразу – ну, тогда ты король вселенной! Теперь смотри на меня. Деньги свои я давно растерял, зато обрел новую силу взамен прежней. Они это почувствовали, вот и приблизили к себе опять.
– Хорошо, – кивнул Язон, – первую половину ваших отношений я понял. Теперь второй вопрос. Тебе для чего нужны фэдеры? Ты ведь еще много лет назад отказался быть работорговцем. Я правильно помню?
– Помнишь правильно. Но не учитываешь, что я был молод тогда и наивен. Ужасно наивен. До смешного.
– А теперь?
– А теперь я отлично понимаю, что выхода нет. Не забывай об этом, Язон. Мы с тобой оба моналойцы, и тебе должно быть легче меня понять. Есть такое слово – чумринист. Его редко употребляют. Местные – все поголовно наркоманы, им друг друга оскорблять незачем. У султанов – табу, они о чумрите и чумринистах не говорят. Никто из лысых аборигенов не должен знать, что есть чернокожие и в тоже время не наркоманы. А среди султанов такие есть. Эмир-шах, например, тоже не наркоман, сам понимаешь. Волосы он себе другими средствами вывел. Никаких чудес, есть такие препараты, от которых и ресницы падают. Ну вот, а среди фэдеров чумринистов нет больше. Один я и остался, другие умерли.
Олаф помолчал, печально задумавшись.
– Фэдеров теперь вообще наперечет. Понимаешь ситуацию? Поэтому им верные люди нужны.
– И это ты-то – верный человек?! – изумился Язон.
– Конечно, верный. Мне же деваться некуда. Посуди сам, принялся объяснять Олаф. – С планеты я улететь не могу. А на Моналои выбор невелик. С фруктовиками горбатиться меня не пошлют, знают: я найду способ умереть раньше, да еще кого-нибудь с собою прихвачу. Так что же мне, бежать обратно в леса? Чего я там не видел? Оголтелых стридеров? Чумовых калхинбаев? Помутившихся рассудком жрецов? Это все мы уже проходили. Что остается? Куратором быть при султане. Тоска, жуткая тоска! В фермеры податься совсем смешно. Понимаешь, я был очень богатым и очень влиятельным человеком. Я уже не смогу жить по-другому. Тем более теперь, когда владею…
– Ты все время не о том говоришь, Олаф. Мне так понравилось тогда, что ты не захотел торговать людьми. Лекарством, пусть и страшным, торговал, а людьми – отказался. Это красиво было. А теперь ты меня разочаровываешь.
Олаф снова остановился и резко повернулся к Язону.
– Вот бы никогда не подумал, что у чумрита есть еще и такое побочное действие, – сказал он.
– Какое? – не понял Язон.
– Делать людей наивными до инфантилизма. Только дети, Язон, могут мечтать о красивых идеях. Жизнь взрослых грубее и проще. На кой черт я отказался торговать рабами, когда уже не первый год торговал «белой смертью», а до этого грабил и убивал? На кой черт? Неужели ты считаешь, что просто приобщать людей к чумриту – это лучше, чем гноить их на плантациях? Все едино. Откажись я торговать наркотиками, рано или поздно начал бы промышлять детишками запеченными в тесте. Чем-нибудь подобным все равно приходится заниматься рано или поздно. Выбираешь из двух зол меньшее, а оказывается, что это уже какое-то третье, и притом самое жуткое. Иначе – никак.
– Олаф, у меня большие сомнения, кто из нас повредился рассудком от чумрита, – заметил Язон. – Что ты такое несешь? Разве нет на свете людей, которые никого не убивают, даже не воруют, вообще занимаются только добрыми делами, и живут вполне прилично.
– Последнее ты очень точно сказал, – поймал его на слове Олаф. – Живут вполне прилично. Таких много людей. Но мы-то с тобой говорим о других. О таких, как я, например. Я привык получать большие деньги. А большие деньги, по-настоящему большие – всегда в крови.
