Очень странные миры - Филенко Евгений Иванович

Возможно, своей выдумкой с шаровым скоплением астрархи решили облегчить жизнь и выбор пути развития исследователям из молодых цивилизаций-аутсайдеров, подать им сигнал открытым текстом: «Эй, ребятки! Вы не одни! Так что давайте без глупостей…» Ожидалось, что на одном шаровом скоплении дело не застопорится, и даже ходили слухи о каких-то совершенно уже фантастических проектах в непосредственной близости к Ядру, а в особенности по ту его сторону.

Задать вопрос самим астрархам никому в голову почему-то не приходило. И на сей счет также строились захватывающие гипотезы: заговор умолчания… ментальное блокирование… Чем удаленнее автор гипотезы был от астрархов и внеземных инициатив, тем более он усердствовал в теориях заговора.

Кратов, которому спросить по меньшей мере одного астрарха прямо в лоб никаких трудов не стоило, принимал факт существования шарового скопления Триаконта-Дипластерия как данность. Хотя был бы не против, чтобы Лунный Ткач несколько упростил ему дорогу к цели.

Экипаж «Тавискарона» также был не в восторге от конечного пункта своего затянувшегося странствия.

В кают-компании собрались все, кроме вахтенных навигаторов. Даже Мурашов вылез из своей берлоги и теперь стоял перед экраном видеала, скрестивши руки на груди на манер полководца перед сражением. Хотя сражаться предстояло вовсе не ему. Экран занимал четверть стены и демонстрировал сильно увеличенную картину шарового скопления Триаконта-Дипластерия в цвете и объеме. Зрелище было впечатляющее. К тому же оно неплохо передавало всю сложность проникновения внутрь этого клубка звезд.

– Я человек нерелигиозный, – сказал Феликс Грин. – Но то, что конфигурация светил сильно смахивает на Куб Метатрона, мне совсем не нравится.

– Что такое Куб Метатрона? – насторожился Мадон.

– А вот что, – с готовностью ответил Грин и, вооружившись «призрачным пером», принялся рисовать прямо в воздухе сложную фигуру из кругов и линий.

– Совсем непохоже, – критически заметил Белоцветов. – Метатрон – это что-то из физики высоких частиц?

– Это имя одного из самых могущественных ангелов, приближенного к Создателю, – пояснил Грин. – И, если честно, все эти потусторонние аллюзии меня настораживают.

– Чем только не забита твоя голова! – проворчал Мадон.

– Я скажу, чем она забита, – отозвался Грин. – И не только моя, но и голова мастера, а также та часть тела, которой Брандт принимает пищу, куда помещает новую порцию детской радужной жвачки и которой не производит никаких членораздельных звуков. Впрочем, насчет Брандта – это лишь предположение. Мы выстраиваем маршрут, который позволит «Тавискарону» преодолеть гравитационный прибой на границах скопления и финишировать в нужной точке пространства. Надеюсь, никому не нужно объяснять, что двигаться мы будем способом «штопальной иглы»?

– Нет, – быстро сказал Белоцветов.

– Но стоило бы объяснить, что это за способ, – добавил Мадон.

– Жила-была штопальная игла, – ухмыляясь, продекламировал Белоцветов. – Она так высоко задирала свой острый носик, словно была по крайней мере тонкой швейной иголкой… [51]

– На самом деле со штопкой в классическом понимании термина сходства мало, – сказал Феликс Грин. – Смысл в том, что мы будем продвигаться к цели, уходя в экзометрию на очень короткое время и тут же возвращаясь в субсвет. Это делается…

– …для экономии времени, – сказал Мадон. – Иначе мы вынуждены будем тащиться от звезды к звезде черепашьим шагом целую вечность.

– Верно, – сказал Грин. – И всякий раз, выходя в субсвет, мы будем осматриваться и проводить коррекцию траектории.

– И заодно, экономя время, будем тратить энергию, – сказал Белоцветов без особого энтузиазма.

– Энергия здесь, ввиду такого количества светил, не проблема, – сказал Мадон. – Важно не хлопать ушами и в запале не нырнуть в экзометрию с истощенными ресурсами. Тогда мы не сможем вскрыть казуальный портал.

– И придется тащиться до ближайшего штатного портала, – кивнул Белоцветов.

Феликс Грин что-то прикинул в уме и сообщил:

– Маккорна либо Посох Святого Патрика. И уже оттуда все начинать сызнова. Или, что более вероятно, Темное Царство. Иными словами, – объявил он радостно, – та редкостная ситуация, когда и вам не доведется бездельничать, как вы обычно привыкли.

Белоцветов засмеялся, а Мадон сердито буркнул:

– А еще кое-кто вынужден будет прекратить пересказ бородатого звездоходского фольклора и выстроить наконец пристойную программу для финиша. Экономичную и линейную.

– Не получится, – с живостью промолвил Грин. – Не выйдет линейной. Вы сами посмотрите, что творится. Тридцать две звезды. Не хочу задеть ничьих чувств, но в астрономическом смысле все они карлики, хотя и разных спектральных классов. Расположены не просто компактно, что для шаровых скоплений дело обычное, а до такой степени тесно, что едва не толкаются, как шары в бильярде. По сути это единая звездная система…

– Феликс, друг мой, – сказал Белоцветов. – Мы были в курсе этих интимных подробностей еще на старте.

– Чтобы удержать эту стаю в равновесии, не позволить ей разбежаться и уйти в неуправляемый дрейф, суля окрестным мирам кучу неприятностей, нужны серьезные гравитационные балансиры. – Единым взмахом Грин рассеял колыхавшуюся напротив его лица призрачную фигуру и принялся в бешеном темпе рисовать новую схему. – Сверхмассивные и не обнаруживаемые визуально. Мастер полагает, что где-то внутри скопления спрятана еще одна нейтронная звезда ротационного типа. А я подозреваю, что меньше, чем тремя ротаторами, тут не обойтись.

– А как считает Брандт? – спросил Кратов.

Он сидел в углу с бокалом ледяного тоника и наслаждался ситуацией. Все препятствия позади. По крайней мере, так кажется сейчас. Цель прямо по курсу, и никто не собирается отступать. Напротив: все заняты обсуждением, как половчее до нее добраться. И никто не обращает на него повышенного внимания. Пока он сам его к себе не привлечет.

– Я честно пытался выяснить мнение второго навигатора Брандта, – сказал Феликс Грин. – Как вы думаете, Консул, можно ли пожимание плечами и хмыканье интерпретировать как максимальную толерантность и готовность принять любую рациональную точку зрения?

– Сойдет, если нет иных толкований, – охотно ответил Кратов.

– Прошу также не забывать и о планетах, – сказал Грин. – А их там шестьдесят четыре. Их траектории движения язык не поворачивается назвать орбитами, потому что в нашем традиционном понимании орбите полагается быть круговой или эллиптической. Здесь же движение по замыкающейся синусоиде или лемнискате считается хорошим тоном. – Он развернулся к Мадону, который втайне надеялся, что его реплика будет благополучно забыта. – Поэтому, коллега Жан-Жак, а если уж на то пошло, то и Жюстен, штопать пространство до цели нашего путешествия мы будем размашисто и нелинейно. И при этом станем тратить энергию с неприличной расточительностью.

– И где же она, эта цель? – спросил Мадон, уныло усмехаясь.

– А вот она, – охотно сообщил Феликс Грин, становясь рядом с Мурашовым и орудуя «призрачным пером», как дирижерской палочкой.

Изображение увеличилось еще больше и утратило четкость. Звезды, пушистые газовые шары, расступились, и взорам явились их спутники.

Планета 8*8-ЛТ-31 выглядела как слегка вмятый на полюсах серо-зеленый сфероид в отраженном свете сразу нескольких солнц – что в шаровом скоплении Триаконта-Дипластерия отнюдь не было диковинкой. Она медленно и равнодушно ползла из одного угла экрана в другой. Два солнца были желтыми карликами, практически родными братьями земного светила, еще одно – горячим белым карликом, достаточно удаленным, чтобы не выжечь поверхность планеты дотла, а последним и, очевидно, старшим в семействе являлся красный карлик, оттягивавший большую часть гравитационного одеяла на себя. Планете предстояло завершить сложный маневр в системе трех солнц и уйти в затяжной облет четвертого по низкой орбите. Там ей предстояла встреча с близняшкой 8*8-ЛТ-32, после чего сестры, словно в какой-нибудь мазурке, меняли кавалеров и разбегались к новым звездам… Даже невооруженным глазом было заметно, как Тридцать Первая, любимое детище астрарха Лунного Ткача («Слабая, но устойчивая газовая оболочка. Как ты и любишь, азотно-кислородная смесь. Открытые водоемы из растаявшего реликтового льда. Такой забавный феномен, как газовые гейзеры…»), налету заметно переваливается с боку на бок.