Игорь Борисенко - Вариант "Ангола"
В эти минуты мы укрывались в зарослях, а потом возобновляли работу. На участке между деревьями вдоль дороги, через каждые пять метров, мы разместили фугасы: набитые взрывчаткой ведра. Поверх взрывчатки в ведрах уложен слой гвоздей, болтов и толстой, нарубленной крупными кусками, проволоки – мне даже не нужно было слушать объяснения Радченко, чтобы представить, что будет твориться на дороге, после того, как провернется рукоятка взрывмашинки: слишком хорошо я помню картину в прибрежных зарослях. Но там было всего три гранаты, а тут почти центнер динамита… Двадцатью метрами выше по склону мы выкопали стрелковые ячейки. После взрыва фугасов мы должны будем обрушить оттуда на дорогу шквал автоматного огня. Может показаться, что это – фугасы, пулемет, автоматы – перебор, но у нас лишь один шанс, и мы должны его использовать на полную. Если мы не получим подавляющего преимущества в первые же секунды, если позволим португальцам развернуться, занять оборону – или, что гораздо хуже, вызвать помощь, то все пропало. Так что, надеюсь, все у нас получится. И, надеюсь, все закончится быстро…
– Доброе утро.
Оказывается, пока я возился со схемой, Зоя уже проснулась.
– Доброе утро, – я привлек ее к себе. – Не замерзла?
– Нет, – прошептала она, горячо дыша мне в шею. – Какой ты колючий…
Я лишь крепче ее обнял.
После того, что было в пещере, мы практически не расставались. Ехали сюда – сидели в кузове трехтонки (машине отводилась важная роль в наших планах) бок о бок, работали вместе, вот и сейчас рядом… Кстати, все на прииске уже в курсе наших отношений – шила в мешке, как известно, не утаишь, да мы и не старались этого делать. Кое-кто улыбается понимающе, а кое-кто – пожалуй, что и завистливо. Вейхштейн вон, когда в первый раз нас вместе увидел, вообще ухмыльнулся как-то странно, и глаза отвел. Впрочем, мне-то что с того? Я ловлю себя на мысли, что рот у меня растягивается до ушей, и все треволнения отходят куда-то даже не на второй, а на двадцать пятый план. Плевать мне на алмазы, плевать на караван, не хочется ничего делать – только быть с ней рядом, только смотреть, как подрагивает от моего дыхания прядь волос за ее ушком, как солнечный зайчик скользит по ее щеке.
– Как подумаю, что тут будет – не по себе делается, – негромко сказала Зоя.
– Да уж…, – я поежился. – Хотя, с другой стороны, мы же сюда не чаи гонять приехали.
– Кстати, о чае, – раздался сверху голос Олейника. – Я там все уже приготовил, пойдемте завтракать.
– Спасибо, Пал Сергеич, – улыбнулась Зоя. – Сейчас будем… Только умоюсь сначала.
Олейник ушел сзывать других на завтрак, а я тем временем полил Зое из фляжки.
Потом промокнул ее влажное лицо носовым платком, чмокнул в губы и сказал:
– Ну что, партизанка, пошли завтракать?
– Пошли!
…Завтрак был нехитрый, но сытный – перловая каша, толстые ломти хлеба, проложенные не менее толстыми ломтями вареного мяса, и крепкий, почти черный, очень сладкий чай.
Ели молча – слышно было только, как ложки шкрябают по металлическим донцам мисок. Но когда взялись за чай, заговорил Вейхштейн:
– Все помнят диспозицию?
– Помним, – вразнобой подтвердили бойцы.
Сюда мы прибыли практически в полном составе. Это создало определенные трудности, но нам нужен был каждый ствол: было бы скверно, если бы операция сорвалась из-за нехватки бойцов. В лагере оставался только Илья Карлович, да и он отнюдь не прохлаждался: пока мы отсутствовали, ему было поручено еще раз проверить всю схему минирования. Итого нас здесь было шестнадцать человек, включая Зою, меня и Володьку. Впрочем, сейчас за импровизированным столом не было Матвея Грищенко – его Радченко послал в дозор, чтобы он заранее предупредил нас о появлении португальского конвоя.
– Хорошо, коли так, – продолжил Вейхштейн. – У кого-нибудь есть вопросы?
– У… у меня есть, – неуверенно сказал Попов. Он облизнул ложку, сунул ее в карман. – А где мой окоп?
– Савелий Осипович, у вас окопа не будет, – ответил я. – Вы расположитесь на другой стороне холма, рядом с машиной. У вас другая задача – если вдруг кого-то ранят, вы окажете помощь…
– Как же так? – всплеснул руками доктор. – Почему? Я тоже могу стрелять! Я и это… как его… ГТО сдавал! Требую выдать мне винтовку!
Голос доктора дрожал – и, наверное, каждый из нас понимал, что Попову меньше всего хочется брать оружие и лезть в окоп. Но держался доктор молодцом.
– Никто и не сомневается, – кивнул я. – Но подумайте – что будет, если вас ранят? Ведь вы наш единственный врач. Как вы будете помогать другим, если вдруг вам самому будет нужна помощь?
Попов нахмурился, пожевал губами.
– Но…
– К тому же, – продолжил я, – для вас есть и еще одно задание. Вы будете охранять Зою…
– Не надо меня охранять! – чуть не поперхнулась чаем Зоя. – Вот еще, выдумал!
– В окоп ты не пойдешь, – твердо сказал я. – Только через мой труп.
– Ну, про труп – это ты зря такое говоришь, Алэксандр, – прогудел Горадзе. – Но в самом дэле – что ж мы за мужчины такие будэм, если без женщины с врагом нэ справимся?
Несколько секунд мы с Зоей смотрели друг другу в глаза.
"Саша, ну как я могу отсиживаться за вашими спинами, когда вы будете драться?"
"Не ершись, ну… Если вдруг что случится, я же не переживу, понимаешь?"
– Ладно, – наконец кивнула она. – Но хоть оружие мне дайте…
– И мне! – подпрыгнул Попов. – А то мало ли что!
Мысленно сплюнув через левое плечо на это "мало ли что", я протянул Зое ТТ, а Попову – карабин. Тот довольно ловко передернул затвор – похоже, и в самом деле ГТО сдавал.
Послышался шум, словно сквозь подлесок ломился носорог, и к костру выбежал Грищенко:
– Едут! – выдохнул он, потрясая биноклем. – Я их… заприметил!
Все вскочили, подхватывая оружие.
Зоя на секунду прижалась ко мне, шепнула "Береги себя", а потом вслед за Поповым скрылась в зарослях.
– Во время взрыва не забудьте рот раскрыть! – напоследок посоветовал доктор.
На бегу я бросил взгляд на часы: было 9.37 утра.
Появления португальского каравана мы ждали в промежутке между 10 и 11 часами. Выходит, они выдвинулись раньше! Проклятье, надеюсь, это единственное отклонение от наших планов!
Три минуты спустя мы уже были на позиции. Моя ячейка располагалась почти на самом краю левого фланга: левее меня был только Данилов, чуть ниже по склону, в пулеметном гнезде – Быстров и Яровец. Тремя метрами правее – Валяшко, потом Вейхштейн, далее склонился над взрывмашинкой Радченко… Крайним на правом фланге был Горадзе. Именно Данилов и Горадзе, самые могучие из всех нас, должны были в нужный момент выдернуть колья, обрушивая на дорогу деревья. Данилов уже намотал на левую руку толстенный канат, на другом фланге наверняка сделал то же самое дядя Лаврик.
