Сергей Чекмаев - Очевидец (сборник)
Примерно за неделю до этого Конрад показал записи своему патрону.
– Узнаете, Ливий?
– Сукин сын! Откуда это у тебя?!
– Ну-ну, патрон, без эмоций! Вы же политик. Спокойнее… Узнаете?
Ваниш скрипнул зубами.
– Да, узнаю. Это Инесса. Что тебе надо, ублюдок?!
– Тише, не волнуйтесь. Подумайте о том, что скажет лорд Габорио, когда увидит эту запись. Его и так постоянно корежит от вашей манерности. Особенно если запись одновременно с ним увидят три миллиона граждан протектората.
Падкая на сенсации пресса разнюхала, что в тот же день вечером, в доме Ваниша случился грандиозный скандал. Жена политика прямо посреди ночи якобы уехала из дома, взяв с собой дочь. Вспомнили изрядно подзабытый уже слушок о нестандартной ориентации Ваниша, поглумились: вот, мол, и до жены, наконец, дошло.
Некоторым СМИ пришлось извиняться в прямом эфире – информация оказалась уткой: уже в выходной, на презентации новой программы благотворительного фонда, Ваниш вместе с женой лучезарно улыбались в объективы. Большинство комментаторов «желтой» прессы вынуждены были признать, что супруги Ваниш выглядели счастливыми и довольными друг другом.
Всё объяснялось просто – еще утром Конрад связался с обоими и пригрозил показать запись дочери, если они намерены и дальше вредить своими разборками имиджу партии. Лин знал, куда бить, – домашнюю и немного инфантильную Кристину и Ливий, и Инесса любили без памяти.
А в первый рабочий день грянуло заявление пресс-службы НКП, и история со скандалом в доме Ванишей отошла на задний план.
Лорд Габорио увидел запись за день до выборов. Конрад лидировал с большим отрывом от конкурентов, у него были все шансы победить еще в первом туре, но всё же он решил обезопасить себя от мстительного Ваниша. Бывший патрон вполне мог бы выступить в самый последний момент с какими-нибудь громкими разоблачениями.
Старый лорд долго молчал. А когда заговорил, в его голосе чувствовалось плохо скрываемое отвращение:
– Так вот чем вы сломали Ливия! Похвально. А что вы хотите от меня?
– Поддержки, верховный. Я прикрыл партию от нападок на некоторые странности Ваниша, прикрою и от этого. Взамен мне нужна ваша поддержка на выборах. В протекторы и через год – в сенат Республики. И еще. Мне, да и вам тоже, больше НЕ нужен Ваниш.
Лорд вздрогнул.
– Высоко метите, Лин. С вашими способностями… гм… сдается мне, вы еще что-то припрятали в рукаве. Говорите сразу! Я не люблю играть в молчанку с соратниками по партии.
– Вы правы, верховный…
– Прекратите эти древние ритуалы!
– Как скажете, лорд. – Конрад достал из нагрудного кармана диск, осторожно положил на стол, прямо перед собеседником. – Здесь динамика движения средств через счета благотворительного фонда за последние два года. Я не финансист, точно не скажу, но даже по моим скромным подсчетам за это время Ваниш прикарманил не меньше пятнадцати миллионов кредитов. Плюс некоторые сомнительные платежи из оффшорных зон, пропущенные через фонд. Друзья Ваниша отмывали деньги, лорд. На этом он тоже неплохо заработал. Думаю, вы согласитесь со мной, что в ближайшие год-два предавать гласности темные делишки фонда мне не выгодно – это нанесет урон имиджу партии и, в конечном итоге, мне. Но организовать утечку в Палату юридического надзора я вполне могу. Расследование затянется… ну вы сами понимаете.
Следуя всё тем же древним традициям, лорд Габорио специальным курьером выслал Ванишу копии записей, несколько распечаток с диска и пулевик с одним патроном в стволе.
Невразумительная предсмертная записка всколыхнула общественное мнение, но следом за выборами пошли сообщения о заседаниях сената Республики, о новых эдиктах по бессмертию и, наконец, всенародный референдум по меморандуму о Перерождении.
Лорд Габорио семь дней не дожил до официального голосования по первому претенденту – биохимику Мастерсу, открывшему принцип геномодификации вакцины, что позволило побороть огненную лихорадку, варварку и резиновый паралич. Мастерс официально стал первым Перерожденным, вторым через три года выбрали Йована Радека, композитора, но он отказался, воспользовавшись прописанным в меморандуме правом.
Лин дважды избирался протектором, пока, наконец, не принял решение баллотироваться в сенат Республики. Партия поддержала его. Конраду было уже сорок восемь, он перенес одно покушение (так и не выяснили – кто заказчик: Грейвс, последний в НКП трибун старой закалки, или Инесса Ваниш, к тому времени скончавшаяся от передозировки), отделавшись осколком в левую икру.
Наверное, он уже тогда всё решил. Призрак приближающейся старости, ломота в раненой ноге по утрам, накапливающаяся с годами усталость – всё это подтолкнуло его к окончательному выбору. Конрад Лин поклялся себе добиться Перерождения. Его нельзя было получить ни подкупом, ни шантажом – этическая комиссия сената позаботилась обо всем, оградив проект красными флажками контроля и внезапных проверок. За честную работу техники проекта тоже имели право на Перерождение. Кара за нарушение пунктов меморандума полагалась жестокая – вычеркивание из списка кандидатов. Навсегда. Единожды оступившись, техник уже не смог бы восстановиться.
В первые годы после введения меморандума многие посчитали, что смогут подкупить персонал института – теперь уже Центра – евгеники или манипулировать результатами выборов. Ни одна попытка не удалась, наглядно подтвердив: Перерождение можно только заслужить. Но политик местного значения и даже сенатор Республики вряд ли мог уповать на всенародное признание. Только будучи на вершине политической карьеры, на посту Первого консула, Конрад смог бы рассчитывать на Перерождение.
Путь Конрада Лина наверх из пологой кривой постепенно превращался в вертикальный взлет.
На посту сенатора он пробыл два срока, поднявшись до ликтора – так по традиции называли председателя комиссии по безопасности, а потом и до главного трибуна. Он обзавелся женой и двумя пухлощекими карапузами – неприлично политику в его возрасте ходить неженатым. Впрочем, особенного внимания семье Лин не уделял, довольствуясь в редкие выходные короткими выездами на пикник или в загородную резиденцию.
Блестящий оратор и популист, Конрад пользовался значительной народной поддержкой. Мелкие противники старались не задевать его интересов, а политические тяжеловесы удивительным образом отступались, стоило им оказаться у него на пути. Двое непонятливых покончили с собой, один сошел с ума, а еще один, оппозиционный волк-одиночка, выбросился из окна при достаточно подозрительных обстоятельствах. Возможно, это бы сыграло против Конрада, но практически одновременно в прессе всплывали кое-какие темные делишки сошедших со сцены политиков, и многие, даже независимые обозреватели увязывали самоубийства именно с этим.
