Орда встречного ветра - Дамазио Ален

— Сифон идет наизнанку! Бегите!

— Где Леарх?

¬

 Нас на классической географии такому не учили. Лично я это рыбным бульоном называю. Если коротко, то это был водоворот навыворот. Я таких парочку уже заметил по болоту. Но здесь, такого размера, в этой кастрюле сорока метров шириной… Похлебка стала бурлить, и уровень воды поднялся. Я туда внутрь особо не заглядывал. Эффект хрона еще был активным, и я каждый раз видел одно и то же: пустыню с отшлифованными камнями и статую моего отца на коленях, со своим молотком в руке, стоявшую на какой-то плите. Что с ним, окаменел? Горизонт закрывала высоченная скала. Гранит, пегматит, если не ошибаюсь. Я различал контуры какого-то села, впереди стояла мельница, косо-криво построенная из глинистого песчаника… Какие-то люди возраста моего отца бежали нам навстречу. Кто-то бросился в объятия Пьетро, кто-то к Сову. Их родители? Кажется, кто-то упал. А кто?

x

Получалось целых пятеро, Пресвятой Ветер! Сначала Карст, потом Свезьест. А теперь, ровно когда все

вроде успокоилось, Фирост, Леарх и моя Каллироюшка. Сколько еще нужно? Какой от меня толк? Кто меня в этой Орде слушает? Я вас предупреждала! Я все сделала для того, чтобы мы через болото не срезали, а мы все равно пошли! За Голготом, как обычно, беспросветным болваном! Думает, что он бессмертный! И что теперь, где она, ТВОЯ Орда, а? Где она? На дне этой канавы? Потонула твоя Орда! Капис, может, конечно, и размазня для тебя, толстожопая обуза, но она хотя бы риски по-настоящему оценить способна! Кто за ними теперь нырнет, ты, может? Кто это побоище теперь исправит? Или ты думаешь, что они еще живы после такого падения? Я по роже твоей вижу, стоишь, вынюхиваешь. Только у них органы все разорвало от такого удара, ты это хоть понимаешь? Это я нянечка, это я их всех выхаживаю, это я все вижу и знаю.

А ты что в этом понимаешь? А? Дебила кусок!

— Дарбон, привяжи веревку к соколу. Только он сейчас может пролететь над этой дырой. Я в таком тепловом потоке в факел превращусь!

— Какой смысл, Эрг, никто из них не выжил…

— ПРИВЯЖИ ВЕРЕВКУ!

ˇ

 Я сделал, как сказал Эрг, и привязал веревку к ногавке кречета. Завязал и подбросил его вверх. Тот мигом взмыл над пропастью с веревкой в лапах, а на конце балластовый камень.

Дал ему четверть порции, чтобы не было погадки, — и он очень смело и решительно проделал путь между тепловыми потоками, как настоящая ловчая птица, коей и являлся. Если кто-то в пропасти остался в живых, пускай высмотрит веревку и ухватится. Тогда будет достаточно, чтоб

невероятном случае мы сможем вытащить из колодца пострадавших.

— Красавец-сокол этот Сарсо, так держаться при таких восходящих потоках! — завистливо заметил ястребник.

— Да, ястреб бы так не смог! У него недостаточно мощности. У него бы крылья порвались!

— У него достаточно мощности, Дарбон, но маловато несущей силы, вот и все.

— Ну раз ты так считаешь.

^

Наш сокольник меня слегка изводил. Несмотря на то, что замечание его было справедливо, сейчас отнюдь не место и не время для ссор и препираний о дрессировке птиц высокого и низкого полета. Неотложность ситуации превыше всего. К тому же, каким бы мощным ни был его кречет, он все же имел весьма сомнительную пользу для трех ордийцев, чьи тела то показывались, то скрывались от нас в клокочущей бездне, не считая того, что на таком расстоянии никто не способен был точно разобрать, боролись ли они, пытаясь выбраться из пучины, или же их тела просто раскачивало на волнах, одним словом, проявила ли жизнь благородство и соизволила ли оказать им свою поддержку после такого падения. На конце веревки несчастный камень болтался, как маятник, а сокол, которого никак нельзя было уличить в дерзости бесстрашия, и не думал спуститься ниже в жерло пучины, чтобы за балласт можно было ухватиться внизу. Да и вообще, на очередном толчке восходящего потока он быстренько поднялся вверх, подальше от пропасти, утащив за собой веревку, и затерялся где-то в облаках, невидимый для самых зорких глаз и глухой к неистовым попыткам Дарбона позвать его назад…

— Калли! Калли!

— Леарх!

— Как ты, Ясный Лучик?

— Я не чувствую ног. У меня ботинки лопнули. Боюсь, что…

— Вода поднимается, держись!

— А как Фирост?

— Держится на плаву. Я видел, как он бил руками по воде. Точно не знаю, но…

— Думаешь, нас проглотит?

— Вода поднимается, смотри! Там Эрг наверху!

— Ничего не вижу… Он слишком далеко…

◊

Говоря откровенно, я себя чувствовал как в расплавленном чугуне, только что горячо не было. Все вокруг булькало огромными пузырями, ил вместе с грязью кипел густой, плотной смесью, хотелось вымесить все это кулаками. Вода поднималась, впадина заполнялась… И это нас спасло. Наша смерть откладывалась до следующего раза, и точка! Хотя я, конечно, все видел, когда заглядывал в дыру, где это будет и как. Но она меня все равно не возьмет по-простому, пусть так и знает. Не моего типа женщина, эта, с косой в руках. Я будущее по-своему вижу. Это как метательный диск, если погнется, так нужно его выпрямить молотком. В худшем случае снова на закалку пустить, сколько придется, пока вновь не станет мягким и податливым. Я сделаю все, что нужно. У меня железом на спине выжжено: «Выплави свою судьбу сам». Не видела, что ли, дорогуша?

)

Думаю, мы с Эргом были единственные, кто до самого конца досмотрел весь процесс имплозии, охвативший сифон, в сформировавшемся по итогу стеклянном вод-

ном цилиндре. То, что поднималось по стенкам цилиндра, было не вода, а само время, поочередно то жидкое, то твердое, сжатое, тягучее. Время использовало воду в качестве носителя, как проводниковый материал, и, по моей гипотезе, как средство памяти. Сцены, которые я видел, в определенном смысле принадлежали только мне. Это не значит, что они касались исключительно меня, скорее, они были подвижным следом на поверхности времени, как круги от попадающих в него камушков, что намеренно или интуитивно бросал в него мой рассудок. Я сначала видел далекое будущее, затем все более близкое, пока оно не стало безотлагательным будущим, предвосхищением настоящего — имплозией.

Когда сифон закрылся, из него вырвалась контрволна, накрывшая нас и разбросавшая на два километра по окрестностям. Когда я подплыл назад к эпицентру, то мне сначала показалось, что от впадины ничего не осталось, настолько все было прозрачно. Но на самом деле оставался стеклянный цилиндр, едва ли пяти метров в высоту и столько же в ширину. Нам потребовалось немало времени, чтобы рассмотреть внутри что-то, помимо пустоты. То был кусочек кожи, застывший в толще стекла, со знаком √ — гербом Свезьеста, вытатуированным на его левой лопатке. Голгот всегда делал татуировки слева для фаркопщиков.