Орсон Скотт Кард - Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера
– Ты думаешь, Миро нуждается в чем-то подобном?
– Рано или поздно будет война. Придется принимать важные решения. Миро – самый умный человек на Лузитании, самый лучший. Вы знаете, он никогда не выходит из себя. Даже в самые худшие времена, когда отец… Маркано… Простите, я все еще называю его отцом.
– Все правильно. В каком-то смысле так оно и было.
– Миро всегда думает, всегда выбирает самый разумный путь, и он на самом деле оказывается лучшим. Мама всегда полагалась на него. Ну вот, я считаю, что Миро понадобится нам, когда Межзвездный Конгресс пошлет на нас корабли. Он изучит все данные, все, что мы соберем за время его отсутствия, сложит вместе и скажет, что делать.
Эндер не удержался и рассмеялся.
– Это значит – я мелю ерунду, – сказал Ольяду.
– Ты самый зрячий из всех, кого я знаю, – улыбнулся Эндер. – Мне надо обдумать все это, но, похоже, ты прав.
Какое-то время они летели молча.
– Я просто болтал, – заговорил наконец Ольяду. – Когда объяснял про Миро. Я просто случайно сопоставил нашу ситуацию и… ну эту старую историю. Наверное, все это просто враки.
– Да нет, правда.
– Откуда вы взяли?
– Я знал Мэйзера Рэкхема.
Ольяду присвистнул:
– Ну вы и старик! Старше самых древних деревьев.
– Я старше всех существующих колоний. К сожалению, это не делает меня мудрее.
– Вы на самом деле Эндер? Тот Эндер?
– Отсюда и мой пароль.
– Просто замечательно! Еще до того, как вы прилетели, епископ пытался убедить нас, что вы Сатана. Квим – единственный в нашей семье, кто воспринял это всерьез. Но если бы епископ сказал нам, что вы – Эндер, мы бы забили вас камнями на прасе прямо в день приезда.
– А теперь?
– Теперь мы знаем вас. Отсюда все и идет, не так ли? Даже Квим перестал ненавидеть. Когда по-настоящему хорошо знаешь кого-то, уже не можешь ненавидеть его.
– А может быть, наоборот – нельзя узнать другого прежде, чем перестанешь его ненавидеть?
– Это что, круговой парадокс? Дом Кристан говорит, что правду почти всегда можно выразить круговым парадоксом.
– Я не думаю, что это имеет какое-нибудь отношение к правде, Ольяду. Это просто причина и следствие. Мы никак не можем с ними разобраться. Наука отказывается признавать, что есть причины кроме первопричины. Толкни одну костяшку домино, и все остальные тоже повалятся. Но когда дело доходит до людей, важно только одно – цель, подлинное намерение. То, чего человек по-настоящему хотел. Когда ты добираешься до цели, ты уже не способен ненавидеть человека. Можешь бояться, но не ненавидеть, потому что очень легко отыскать в собственном сердце такие же желания.
– Матери не нравится, что вы Эндер.
– Знаю.
– Но она все равно любит вас.
– Знаю.
– И Квим. На самом деле это забавно. С тех пор как он узнал, что вы Эндер, он любит вас больше.
– Это потому, что он крестоносец, а я погубил свою репутацию, выиграв крестовый поход.
– И я, – сказал Ольяду.
– И ты.
– Вы убили больше народу, чем все тираны, вместе взятые.
– Моя мамочка всегда говорила мне: если что-то делаешь, делай хорошо.
– Но когда вы Говорили о смерти отца, то заставили меня пожалеть его. Вы помогаете людям любить и прощать друг друга. Как вы могли уничтожить столько миллионов жизней во время Ксеноцида?
– Я считал, что играю в игру. Я не знал, что война настоящая. Это не оправдание, Ольяду. Ведь даже если бы я знал, что веду настоящую войну, то все равно сделал бы то же самое. Мы думали, они хотят убить всех нас, и страшно ошибались. Но тогда мы не могли этого знать. – Эндер покачал головой. – Это знал только я. Да. Я хорошо изучил своего врага. Именно поэтому и разгромил Королеву Улья. Я знал ее так хорошо, что полюбил, или полюбил так глубоко, что узнал. Я больше не хотел сражаться с ней. Хотел уйти. Домой. И тогда я взорвал ее планету.
– А сегодня мы отыскали место, где она вернется к жизни, – сказал Ольяду. – Вы уверены, что она не захочет отомстить человечеству и начать с вас?
– Уверен. Насколько вообще можно быть уверенным.
– Значит, не совсем.
– Достаточно уверен, чтобы возвратить ей то, что отнял, – ответил Эндер. – Верю в это настолько, что готов поверить, что это правда. Это уже не уверенность – это знание. Факт. На такие вещи ставят свою жизнь.
– Я так и понял. Вы поставили свою жизнь на то, что она такая, как вы думаете.
– Я куда более рисковый тип, Ольяду. Я ведь поставил и твою жизнь, и жизни всех остальных – здесь и везде. И мнения заинтересованных лиц я спрашивать не собираюсь.
– Очень забавно. Если бы я спросил кого угодно, доверит ли он решение, от которого может зависеть судьба человечества, Эндеру, мне ответили бы: «Конечно нет!» Но если я спрошу, доверятся ли они первому Говорящему от Имени Мертвых, большинство без колебаний ответит: «Да». И никому даже в голову не придет, что это один и тот же человек.
– Действительно забавно.
Они даже не улыбнулись. Потом, после долгой паузы, Ольяду заговорил снова. Его мысли вернулись к самой важной теме.
– Я не хочу, чтобы Миро улетал на тридцать лет.
– Допустим, двадцать.
– Через двадцать лет мне исполнится тридцать два. А ему будет столько же, сколько сейчас. Двадцать. На двенадцать лет моложе меня. Если в городе найдется девчонка, согласная выйти замуж за парня с металлическими глазами, у меня будут жена и дети. Он не узнает меня. Я перестану быть его младшим братом. – Ольяду сглотнул. – Это как смерть.
– Нет, – поправил Эндер, – как переход из второй жизни в третью.
– Это тоже смерть.
– Это возрождение, – улыбнулся Эндер. – Пока способен возрождаться, можно пару раз и умереть.
* * *На следующий день позвонила Валентина. Когда Эндер набирал на терминале код, его руки мелко тряслись. Это не просто послание. Звонок, вызов – полный контакт по ансиблю. Невероятно дорогой, но главное-то не в этом. Ведь, по легенде, сообщение между Лузитанией и Ста Мирами прервано. Чтобы Джейн пропустила этот вызов, он должен быть чертовски важным. Эндеру пришло в голову, что Валентина в опасности. Межзвездный Конгресс мог решить, что он замешан в истории с восстанием, и всерьез заняться его связями.
Она постарела. В лице на голограмме отчетливо проступили морщины – следы многих ветреных дней, проведенных на островах и кораблях Трондхейма. Но улыбка осталась прежней, и глаза все так же излучали свет. Сначала Эндер не мог говорить – так поразили его перемены, происшедшие в сестре. Она тоже молчала, глядя на неизменившееся лицо брата, стоявшее перед ней, словно видение из прошлого.
– Ах, Эндер, – вздохнула она, – я была когда-то такой молодой?
– Будет ли моя старость такой же прекрасной?
Она рассмеялась. Потом заплакала. А он не мог, да и отчего ему было плакать? Он тосковал по ней всего несколько месяцев, а она – двадцать два года.
– Наверное, ты уже слышала о том, что мы не сошлись во мнениях с Конгрессом.
– Подозреваю, что это твоя работа.
– Почва была уже подготовлена, – ответил Эндер. – Но я рад, что меня сюда занесло. Собираюсь остаться.
Она кивнула, вытерла глаза.
– Да. Я так и думала. Я позвонила, чтобы удостовериться. Не хотела рисковать. Пролететь два десятка световых лет, чтобы встретиться с тобой, и обнаружить, что ты уехал…
– Встретиться со мной?
– Эта твоя революция словно пробудила меня от спячки, Эндер. Двадцать лет я занималась семейством, учила студентов, любила мужа, жила в мире сама с собой и никогда не думала, что придется воскресить Демосфена. Но потом поползли слухи о незаконных контактах со свинксами, позже пришло известие о мятеже на Лузитании, люди принялись говорить нечто странное и смешное, и я поняла, что возрождается старая ненависть. Помнишь все эти фильмы о жукерах? Какими жуткими и отвратительными казались нам чужаки! Внезапно всюду стали показывать видеозаписи тел… ну, этих, ксенологов, я не помню, как их зовут. Жуткие снимки. Их пихают всюду – нагоняют военную лихорадку. А еще эта десколада… Они кричат о том, что если хоть кто-нибудь выберется с Лузитании на другую планету, то мы все погибнем. Что это самая страшная чума.
– Так и есть, – отозвался Эндер. – Но мы работаем над этим. Мы и носу никуда не высунем, пока не сумеем ее обуздать.
– Правда или нет, Эндер, дважды два равняется война. Я помню войну. Я да ты – больше никто. Вот я и воскресила Демосфена. Я наткнулась на парочку докладов, которые мне не положено было видеть. Их флот вооружен Маленьким Доктором, Эндер. Они могут разнести Лузитанию в клочья. Совсем как…
– Совсем как я в прошлый раз. Было бы по меньшей мере справедливо, если бы я кончил так же. Поднявший меч…
– Не шути со мной, Эндер. Я теперь пожилая матрона и растеряла по дороге терпимость к человеческой глупости. А потому я написала чертовски неприятную правду о том, что делает Межзвездный Конгресс, и опубликовала под именем Демосфен. Теперь они ищут меня. Они называют это изменой.
