Саке Комацу - Продается Япония (сборник)
— Вот уж это ерунда!
— Погодите, дело ведь не в том, что они собираются предпринять. Дело в том, что если только люди узнают, что среди них, рядом с ними существуют неуловимые и неотличимые фанатики, они перестанут доверять друг другу, примутся друг друга разоблачать, клеветать друг на друга, и в конце концов вся страна превратится в настоящее логово тайной полиции. В конечном счете она рухнет, как источенная термитами стена, оттого что кто-нибудь чихнет. Признавшись, что марсиане совсем как люди, мы рискуем вызвать у землян необратимое самоотравление.
— Тогда зачем вы заставляете меня выслушивать всю эту болтовню? Раз вы сами сознаете свою опасность для нас, вам следовало бы поскорее, без всех этих ваших ламентаций, убраться восвояси, не правда ли?
— Нет, это тоже невозможно. Не забудьте, у меня есть моя миссия. Я не смогу вернуться, пока не исчерпаю всех шансов заключить торговый договор.
— Не понимаю. Вы же только что утверждали, что контакт причинит нам вред…
— Вот именно. И потому есть только два выхода. Первый: присоединить Японию к Марсианскому союзу. Таким образом японцы перестанут быть совсем как марсиане и сделаются настоящими марсианами.
— Абсурд. Это же агрессия!
— Я знал, что вы так скажете, и согласен с вами. — Он самоуверенно прищурился, затем кашлянул и продолжал: — Но есть и другой способ решить эту проблему… Он сводится к тому, что мы вообще не появляемся на сцене, а действуем через своего представителя из землян. Мы выворачиваем наизнанку тезис о том, что марсианин — совсем как человек. Получается довольно нелепо, согласен, но все искупится милой и доброй фантастичностью общей картины. Запад есть Запад, Восток есть Восток, все могут спать спокойно. Ни у кого никаких претензий, не правда ли? И тут мы подходим к главному вопросу. Могу ли я просить вас, сэнсэй, согласиться на пост представителя марсианского правительства?
— Чепуха. Это совсем не в моем характере. Вы ошиблись в выборе.
— Перспективы торговли с Марсом безграничны, вы это поймете, когда приметесь за дело. Что же касается вознаграждения, сэнсэй, то оно не идет ни в какое сравнение с теми крохами, которые платят за радиопередачи, рукописи и тому подобное.
— И все же вы ошиблись в выборе. Для такого дела вы найдете отличных специалистов где-нибудь в министерстве иностранных дел или в министерстве внешней торговли…
— Да ходил я туда. Еще в те времена, когда ничего не знал, когда душа моя была исполнена наивной веры в то, что наше “совсем как” является залогом дружбы и взаимопонимания. И всюду я натыкался на кулаки швейцаров. Швейцары избивают членов иностранной миссии — право, этого вполне достаточно для разрыва дипломатических отношений…
— Мне очень жаль, что вы переоценили меня. Я ведь тоже едва не избил вас, а кроме того, я вам не верю и не поверю никогда.
— Погодите, ну как же это…
— Только не надо выяснять отношения. Вы все время пользуетесь моей слабостью. Если бы вы только знали, как я лез из кожи вон, пытаясь найти с вами общий язык…
— Ну да, ну еще бы… Вы действительно лезли из кожи вон, стараясь мне не поверить. Это я никак не мог не отметить. Поймите, если бы мне нужен был просто эксперт-бухгалтер или виртуоз-счетовод, я бы уже давно решил эту проблему при помощи денег. Но мне во что бы то ни стало нужен представитель целой планеты! Человек, способный на топологическую оценку обстановки! Он должен, естественно, сознавать, что он — совсем как марсианин. Весь вопрос в качестве этого сознания. Ну, еще одно усилие. У меня такое ощущение, сэнсэй, будто я все-таки проделал крошечную щелку в вашей плотине. Продолжим чтение дневника?
— Погодите немного. Я бы хотел сказать вам еще несколько слов.
Я принял по возможности вызывающий вид. Впрочем, в глубине души мне не очень-то хотелось касаться этого вопроса. Волны времени, волны материи — придумано было неплохо, и я не мог удержаться от чувства профессиональной ревности. Разумеется, я не сомневался, что это — чистейшей воды вранье. Естественность, с которой мой гость бросался этими терминами, не могла ни на йоту поколебать меня. Передо мной был либо жуликоватый сумасшедший, либо сумасшедший жулик. Но тем самым я молчаливо признавал, что он является настоящим виртуозом вранья. Далеко не всякий способен походя придумать такую стройную и упорядоченную ложь. И если я разоблачу этого больного марсианской болезнью, он нападет на меня, и еще это разоблачение нанесет удар по моему чувству собственного достоинства… Так стоит ли?
— Я слушаю вас, сэнсэй. Что вы хотели сказать?
— По поводу пресловутых комментариев в вашем дневнике. Я понял так, что для вашей братии в марсианском правительстве все эти транзисторы и прочие штуки являются делом обыденным и повседневным. Комментировать их, как если бы доклад был написан для землянина, это все равно, что читать проповеди Будде. Вы себя выдали с головой. Как бы вы ни страдали от марсианской болезни, а хвостик землянина в конечном счете нет-нет да и выглянет где-нибудь. Весьма вам сочувствую. Искусство дурачить, знаете ли, все-таки требует определенных навыков.
Но мой гость и глазом не моргнул. Он сказал как ни в чем не бывало:
— Комментарии, разумеется, предназначались для вас, сэнсэй. Ведь вы — землянин, но если станете представителем Марса, то будете уже наполовину марсианином. А как только вас назначат на правительственную службу, вы сделаетесь нашим начальством, и поэтому…
И так каждый раз. Ему бы открыть специализированный магазин “Все для желающих увильнуть”, он бы отменно преуспел. Я почувствовал огромную усталость, как путник в пустыне, измученный миражами, мне захотелось плюнуть на все и лечь, и я проговорил:
— Ну, хорошо, понятно… Послушайте… Вот эта фраза: “Принцип дискретности времени”… Откуда она взялась?.. Где вы ее откопали?
— В каком-то учебном пособии для наших марсианских институтов…
Где-то в моей нервной системе произошло короткое замыкание. Запахло горелым. Стрелки на вольтметрах моих эмоций дернулись.
— Какое это все-таки странное сочинение! Никак не пойму, то ли ребенок его написал, то ли шутник.
Во-первых, оно не содержит ничего похожего на характер. Говорят, что литература раскрывает лицо автора, и ваше произведение полностью изобличает вас как человека, на которого полагаться нельзя…
— Вот как? — Он скосил глаза, облизал губы и произнес довольным тоном: — В сущности, это… Мне, право, неловко… Понимаете, я стремился копировать стиль одного знаменитого романиста…
Теперь задымилась вся изоляция на моих нервах. Отсветы пламени на коже ширились, образуя узор наподобие географической карты. Я знал, что чем яростней буду расчесывать эти болячки, тем больше уязвимых мест открою для своего противника, но не чесаться я не мог.
