Владимир Баканов - Человек, который дружил с электричеством (сборник)
— Нет, я работаю в одном фонде. Рад с вами познакомиться, доктор Грю. Я следил за вашими трудами.
— Благодарю. — Я бы с удовольствием выпил чашечку кофе, но еще больше хотелось закончить разговор. — Прошу простить, мне надо зарегистрироваться…
— Бросьте, Чип, — перебил Ларри Резник, — Вы зарегистрировались полчаса назад. Скажите прямо, что хотите смыться в номер и поработать.
Возникла некоторая неловкость. Ладно бы еще один Ларри, но ведь я совсем не знал его приятеля…
Рамос улыбнулся.
— Ларри мне вас таким и представлял. Между прочим, когда вы входили в зал, он предупредил, что через тридцать секунд вы убежите. Так и получилось.
— Турбулентные потоки мне, знаете…
— Не оправдывайтесь. Видит бог, вас никто не обвиняет. Кофе хотите?
Оставалось только сделать хорошую мину при плохой игре, и я согласился. Доктор Рамос казался мне смутно знакомым.
— Мы не встречались на семинарах в Далласе?
— Вряд ли. С сахаром? Я очень редко посещаю конференции, но ваши статьи читал.
— Благодарю вас, доктор Рамос. — Богатый опыт научил меня повторять имя собеседника как можно чаще, чтобы не забыть. И, разумеется, в большинстве случаев я все равно забываю. — Мой доклад завтра утром, доктор Рамос. «Фотометрический способ определения рельефа местности с орбитальных станций».
— Да, я видел в программе.
— Который по счету в этом году? — спросил Ларри, Он был в плохом настроении.
— Далеко не первый, — признался я, стараясь пить кофе быстро и в то же время не привлекать особого внимания.
— Мы как раз об этом говорили, — сказал Ларри. — Тридцать статей и докладов в год и отчеты в промежутках. Когда в последний раз вы провели за работой безотрывно месяц? Например, у меня…
Я почувствовал интерес, и мне это не понравилось — надо было посидеть над бумагами… Я торопливо хлебнул кофе.
— Вы знаете, что сказал однажды Фред Хойл? Он сказал, что как только человек добивается чего-то толкового, весь мир вступает против него в заговор, чтобы он уже больше не мог ничего сделать. Его приглашают читать доклады. Вводят в состав оргкомитетов. Вымучивают из него интервью. Вместе с комиком, руководителем поп-группы и эстрадной певичкой втягивают в телевизионную дискуссию на тему, есть ли жизнь на Марсе.
— А почитатели ловят в коридорах, — закончил доктор Рамос и засмеялся. — Не беспокойтесь, доктор Грю. Мы поймем, если вы уйдете к себе.
— Я даже не уверен, что это наш мир, — пробормотал Ларри.
Он был раздражен и плел что-то несуразное.
— Между прочим, я вообще еще ничего не сделал. В отличие от вас, Чип. Но сделаю — когда-нибудь.
— Не прибедняйтесь, — сказал доктор Рамос. — По-моему, мы чересчур расшумелись. Отчего бы нам не поискать какое-нибудь местечко, где можно сесть и спокойно поговорить? Если, конечно, вы не вернетесь к работе, доктор Грю…
К тому времени я был наполовину убежден, что в этом-то и заключается моя работа, что я просто обязан побеседовать с Ларри и доктором Рамосом. В конце концов мы поднялись ко мне, а потом перешли к Ларри Около десяти нам принесли обед, и мы так и остались за столом, поглощая холодный кофе. Я рассказал все, что когда-либо думал о системном подходе к передаче технической информации. И что из этого следовало. Доктор Рамос оказался идеальным слушателем. Видно было, что он схватывает с полуслова. Сумасшедший вечер… Я уже не сомневался в своей правоте и, как ребенок, предвкушающий Рождество, с восторгом вычислял, сколько настоящей работы можно выполнить за год. Мы увлеклись и стали прикидывать, как скоро удалось бы колонизировать Марс и запустить флот межзвездных кораблей, если бы все рабочее время люди действительно работали. Затем вдруг наступила тишина. Ларри поднялся и распахнул дверь на балкон. Двадцатью этажами ниже под нами лежал Лос-Анджелес, с южных холмов надвигалась гроза. От свежего воздуха я сразу пришел в себя и, во-первых, почувствовал сонливость, а во-вторых, вспомнил, что через семь часов предстоит читать проклятый доклад.
— Пожалуй, пора расходиться, — сказал доктор Рамос.
Ларри начал было возражать, потом улыбнулся.
— Ну ладно, друзья. Если не возражаете, я еще посижу над вашими заметками, Чип.
— Только не потеряйте, — отозвался я, вернулся к себе в номер и, счастливый, долго лежал на постели с открытыми глазами, прежде чем провалиться в сон о пятидесяти рабочих неделях в году.
Проснулся я легко, при первом звонке будильника. Мы договорились позавтракать у Ларри, чтобы я мог забрать бумаги перед утренним заседанием. Выйдя в коридор, я увидел идущего навстречу доктора Рамоса.
— Доброе утро! — приветствовал он. — Я только что разбудил молодоженов, и они, кажется, остались этим недовольны. Разве номер комнаты Ларри не 2051?
— 2052. С другой стороны.
Он улыбнулся и, пока мы дошли до двери Ларри, рассказал веселый скабрезный анекдот.
На мой стук никто не ответил. Все еще продолжая смеяться, я сказал:
— Попробуйте вы.
Но и доктор Рамос стучал зря.
— Неужели он забыл о встрече?
— Толкните дверь, попробуйте.
Я попробовал, и дверь открылась.
Ларри в комнате не было. Постель была смята, но пуста, двери в ванную и на балкон распахнуты.
— Вряд ли он ушел, — сказал доктор Рамос. — Вот его туфли.
Я вышел на маленький узкий балкончик. Там стоял вымокший под ночным дождем шезлонг и валялись окурки.
— Похоже, что он был здесь, — крикнул я и, полностью отдавая себе отчет в мелодраматизме своего порыва, перегнулся через перила. Там, далеко внизу, у фонтана, что-то лежало, а рядом стоял человек и кричал швейцару. Утро было еще раннее, и в тишине звук голоса поднимался на высоту двухсот футов, которые отделяли нас от останков Ларри Резника.
Утреннее заседание отложили, и я оказался втянутым в долгий неприятный спор с Горди Маккензи, потому что он хотел читать доклад по расписанию, в три часа, а мое выступление перенесли на то же время. У меня не было желания уступать после утра, проведенного с полицией в попытках установить, случайно ли упал Ларри или намеренно спрыгнул с балкона. К тому же выяснилось, что в момент падения он держал в руке мои заметки, и теперь листки можно было искать у любой сточной решетки Лос-Анджелеса.
Так что я был сыт по горло. Помнится, однажды Краффт Эрике при мне прочитал доклад, рассчитанный минут на двадцать, за три минуты сорок пять секунд. Я попытался побить его рекорд и почти достиг успеха. Потом пошвырял вещи в чемодан и спустился вниз, намереваясь отправиться домой ближайшим рейсом.