Алексей Бессонов - Ледяной бастион
Роберт молча хлопнул его по плечу и вызвал минеров. Когда люди с зарядом смогли подползти к ним, из всех стрелков продолжали бой лишь три человека – у остальных кончились боеприпасы. Ариф стремительно расстегнул продолговатый кофр и откинул крышку таймера.
– Я ставлю три минуты, – сказал он.
– Все в корабль! – приказал Роберт, – Срочная эвакуация!
– Давай, – хрипло выкрикнул Ариф.
Вдвоем они приподняли чехол и, напрягаясь изо всех сил, вперли тяжеленную сосиску в темную нишу. Оборачиваясь, Ариф увидел, как к воротам – спиной вперед – отбегают последние прикрывающие. Думать было некогда. Едва чехол, хлопнув, упал вниз, они с Роббо дернули с места, как на стометровке.
Они уже не видели, что происходило в цеху. Спотыкаясь на спекшихся валунах вывороченной пушками земли, диверсанты стремительно миновали холм и один за другим начали запрыгивать в распахнутый шлюз звездолета. У них было несколько раненых – Роберт помогал забрасывать их внутрь; в корабль он влетел последним. В коридоре началась жуткая каша. Это было очень тяжело – что есть духу бежать по тесной пластиковой кишке и на бегу тащить пятерых беспомощных, окровавленных людей.
Лифт рванул вверх, и в этот момент «Пума» стартовала. В ту минуту, когда кабина, в которой люди находились вповалку в несколько слоев, наконец остановилась на гравитационно безопасном экипажном уровне, Ариф ощутил какой-то внутренний толчок, словно второй таймер, близнец того, что сидел в бомбе, все это время неслышно тикал в его голове: он понял, что заряд сделал свое дело. Общины космонитов Эндерби больше не существовало, а вместе с ней провалился в преисподнюю и единственный наркокомплекс неведомых горган.
Часть третья.
Ледяной бастион.
Глава 1.
Лорд Торвард Бифортский изо всех сил пытался делать вид, что доклад советника Флетчера, прочитанный им еще позавчера – и не один раз – его ужасно интересует. Впрочем, людей, собравшихся сегодня в просторном полукруглом зале Дворца Представителей, он интересовал на самом деле. Сотни комфортабельных мягких кресел террасами сходились к черно-золотому овалу президиума, и занимали эти кресла те, кто владел Бифортом с лордом-владетелем под ручку: крупнейшие банкиры, промышленники, воротилы шоу-бизнеса, сырьевые колониальные бароны – словом, все те, кто привык ощущуать Бифорт своей неотъемлемой вотчиной, кормушкой. В президиуме сидели лорды-министры и советники ближайшего окружения Торварда Бифортского. С единственной трибуны, лаково-черной, украшенной грозным бифортским орлом, гремел, усиленный электроникой, профессионально поставленный, завораживающий баритон лорда Финеаса Флетчера, старшего советника Национальной Канцелярии. Зал слушал его затаив дыхание: ежегодный доклад правительства, это шикарное шоу во славу бифортской общественной политики, неизменно привлекало внимание всей планеты. Сидеть здесь, выше лорда-владетеля и его окружения, было немалой честью для приглашенных, и им было интересно все. Президиум откровенно скучал: ему этот кич надоел до чертиков.
Лорд-канцлер Бартоломью Ровольт, открывший заседание стремительной скороговоркой вступительного слова, сидел, согласно процедуре, по правую руку от лорда-владетеля, его долговязая узкоплечая фигура заметно выделялась среди осанистых и несколько расплывшихся за годы министров.
– Сегодня сукин сын недурственно чешет, – негромко произнес он, обращаясь к Торварду.
– С каждым годом все лучше, – лениво отреагировал тот. – Лет через сто он сможет заговаривать своими докладами грэхемских драконов. Практика – великая штука.
Ровольт покачал головой и принялся в сотый раз пересчитывать освещающие зал хрустальные люстры – он точно знал сколько их: сто двенадцать, но, тем не менее, это невинное занятие изрядно утешало лорда-канцлера на протяжении многих лет. С каждой люстрой он был знаком едва ли не лично.
В левом ухе лорда Торварда пискнула горошина служебной связи.
– Вашу милость просит супруга, – вкрадчиво прошептал дежурный референт.
– Объясните ей ситуацию, – ответил Королев одними губами. – Вы же знаете, где я нахожусь…
…Леди Энджи досадливо мотнула головой и бросила аппарат личной связи на плюшевый диван, стоящий в углу ее огромного кабинета. Отто Галланд, сидевший перед ней в темно-зеленом кресле с высоченной спинкой, сочуственно поджал губы. Она поднялась из своего кресла, чтобы дотянуться до забытого на письменном столе портсигара, и шеф полиции поспешно вздернулся вслед за ней.
– Сидите, бога ради, – остановила его Вербицкая, прикуривая длинную коричневую сигарету. – Лорд-владетель сейчас тоже сидит… считает мух на ежегодном докладе перед общественными политиками. Когда уже им это надоест?.. Итак, – она дернула плечами и прищурилась, – вы утверждаете, что эту девочку не раз видели в обществе моего сына?
Галланд помедлил с ответом, он не совсем понимал, куда она клонит. В обществе лорда Роберта кого только не видели! Он пришел докладывать о невероятной удаче, выпавшей на долю его департамента, о наконец-то попавшей ему в руки крупнейшей партии тяжелых синтетиков, а блистательную леди Энджи отчего-то чрезвычайно заинтересовал тот факт, что молодая следовательница, доложившая о наличии агентурной информашки по этому совершенно замечательному грузу, шаталась с лордом-наследником. Вся эта ахинея в голове шефа никак не укладывалась, и поэтому он с максимально равнодушным видом пожал плечами:
– Да, он сам связывался со мной, просил предоставить ей отпуск… в его, как я понял, распоряжение.
Чертов осел, подумала леди Энджи. Дураку должно быть понятно, что дело здесь нечисто. Неужели Роббо затеял войну с наркокоролями? Неужели это они с Кириакисом-младшим устроили всю эту возню с бессмысленными на первый взгляд убийствами, которая так взволновала всю полицию? Это же не просто опасно, это – безумие…
– Расследование остановить, – произнесла она, – до особого распоряжения его милости лорда-владетеля. Все имеющиеся материалы закрыть под гриф, круг лиц, связанных с расследованием, профильтровать – негласно, но со всей возможной тщательностью. Идите, Галланд…
Проводив полицейского, Энджи уселась за столом и поспешно развернула свой инфор. Через минуту на дисплей выплыл том личного дела Кэтрин Раш, тридцати трех лет, старшего следователя столичного департамента особо важных расследований. Леди Энджи внимательно вгляделась в ее лицо… в умных серых глазах она не увидела ни присущей ей самой жесткости, ни традиционной хищности припозднившейся невесты. Глаза были мягкими, и где-то в их влажной глубине леди Энджи почудилась вешь очень редкая: преданность.
