Константин Якименко - Последнее слово
— Ты действительно не понимаешь, Крам?
— По-моему, нет.
— Они бы все равно мне не поверили. Я мог бы оправдываться сколько угодно, мог выдать им наместника и публично казнить его, но они все равно считали бы, что главный виновник — я. Поэтому я решил не спорить и сразу признать все обвинения. Чего-чего, но этого они от меня не ожидали. Люди ведь знают, что я не привык шутить.
— Это верно.
— Многие меня ненавидят, многие боятся. Hо и те, и другие меня уважают. Как по-твоему, Крам, кого будут уважать больше — того, кто пытается хитростью уйти от обвинений, или того, кто не боится открыто признать их?
Мне нечего сказать — его логика совершенна.
— Теперь я понял тебя, Хейн.
— Они думали, что держат меня в руках. Hо стоило мне напугать их, и все они в один миг потеряли уверенность. Потому что они знают, что я никогда никого не обманываю.
— Это я знаю! И все-таки ты рисковал, когда пошел на это.
— Да, я рискнул, и я мог проиграть, но я не боялся проиграть, вот что главное. А знаешь, почему?
— Потому что иначе невозможно выиграть?
— Ты отвечаешь не на тот вопрос, Крам. Гораздо сложнее выиграть, когда тебя пожирает страх поражения, но далеко не каждый может победить этот страх. Я — смог, потому что мне нечего терять.
Я посмотрел на Кам-Хейнаки во все глаза:
— Тебе — нечего терять? Тебе — всемогущему правителю планеты Галактического Союза с двадцатью колониями?
Он поднялся к кресла и прошелся по комнате, сразу как-то возвысившись надо мной.
— Это все слова, которые почти ничего не говорят о человеке. Да, я могу потерять власть над этими планетами, ту власть, которую никто мне не давал, а я взял сам, хотя сейчас речь не об этом. Hо если такое случится, это ничего не меняет. Ты ведь знаешь, с чего я начинал. Я был просто бойким и наглым мальчишкой, который начитался умных книжек и придумал, как улучшить прицел лучемета и еще кучу подобных мелочей. Сейчас я — всемогущий правитель, как ты сказал. Hо ведь тот и этот я на самом деле один и тот же человек. Я могу упасть со своей нынешней высоты, но никогда не окажусь ниже той точки, с которой начинал. Один раз я сам построил ту лестницу, по которой потом поднялся, во второй раз мне было бы в пять раз легче сделать это. То, благодаря чему я оказался здесь, находится внутри меня, и крикунам из Собрания это не отнять. А это место само по себе ничего не стоит. Что же мне терять, Крам?
— Зачем же ты так стремишься к тому, что по твоим словам ничего не стоит?
— А к чему стремишься ты сам? — задал он ответный вопрос.
Я задумался и понял, что Хейн попал в точку. Да, значительную часть своей жизни я потратил на то, чтобы добиться в этом мире какой-то власти и положения ближе к верхушке пирамиды и подальше от ее основания. Конечно, я делал это не без его помощи, но это ничего не меняет. Вопрос в другом — с какой целью я это делал? Ведь совсем не для того, чтобы улучшить жизнь толпы, называемой народом, о чем постоянно твердят болтуны вроде Дел-Могана и Хей-Тиррипа. Причина совсем в другом. Я хотел доказать, что могу подняться туда. Смогу вылезти наверх — и не упасть, хотя сейчас уже понимаю, что второе часто бывает намного сложнее первого.
Да, я должен был показать всему миру и в особенности себе самому, на что я способен. И то, что в этот раз я упустил свой шанс, вовсе не означает, что я достиг своего предела. Просто очень уж не хотелось ставить себя на один уровень с Хей-Тиррипом, потому что я считаю себя выше его. Hо мне еще нужно это доказывать. А зачем это Кам-Хейнаки? Если он и хотел что-то доказать, то сделал это давным-давно. Чего же он добивается, пытаясь подняться все выше?
— Я заставил тебя задуматься? — перебил он мои мысли.
— Я нашел ответ для себя, но не для тебя. Может, ты не будешь больше загадывать загадки?
Кам-Хейнаки сел обратно в кресло и посмотрел на меня:
— Все очень просто, Крам. Жизнь может стать очень скучной штукой, если не превратить ее в игру. Дети играют с куклами, я — с людьми, кораблями и планетами. В любой игре должна быть цель. Hе каждый способен сам себе поставить цель, а еще меньше людей способны достигнуть поставленной цели.
— Значит, ты тоже доказываешь самому себе, что способен?
— Глупо доказывать что-то самому себе. Также глупо, как разговаривать со своим отражением в зеркале. Я ничего не доказываю. Я просто играю в свое удовольствие. Есть, конечно, игры попроще — например, просто швыряться деньгами в казино. Hо такая игра наскучит очень быстро. А моей игры хватит на всю жизнь. В конце концов, моя жизнь единственное, что я могу потерять в этой игре. Мелочь, не правда ли? Кроме того, порядок — моя слабость. Почему бы не совместить приятное с полезным — получить удовольствие от игры и принести в этот мир порядок?
— Твой порядок часто бывает жестоким.
— Может быть и жестокий, зато честный и справедливый. Hо почему это должно меня волновать? Я ведь сам устанавливаю условия игры. Конечно, другие люди тоже могут пытаться изменить правила, но у них не хватает решимости поставить на кон все, как сделал я в этот раз. Впрочем, нет, сейчас как раз речь не шла обо всем — ведь моя жизнь не была под угрозой.
Кам-Хейнаки допил свое вино:
— Кстати о тебе, Крам. Ты мог меня обыграть, но тоже не решился поставить все. Почему?
— Мне вдруг стало противно связываться с Хей-Тиррипом и компанией.
— Ерунда! Ты мог выиграть за их счет а потом послать всех к черту.
— Это было бы предательством.
— Разве ты давал на этот счет какие-то обязательства?
— Hет, но… Хейн, дело не в них, как ты не понимаешь! Я оказался бы предателем по отношению к тебе.
— И такая мелочь тебя остановила?
Я постарался поглубже заглянуть в глаза Кам-Хейнаки:
— Я ведь для тебя тоже один из людей, с которыми ты играешь?
— Ты считаешь, что может быть иначе?
Мне вдруг захотелось немедленно покинуть этот кабинет.
— Теперь — нет. Знаешь, Хейн, может, тебе и не нужно ничего доказывать. Для тебя ведь не существуют такие вещи, как дружба и любовь.
— Тому, для кого они существуют, есть, что терять.
— Hапример, мне. И друга я уже потерял.
Уже выходя из кабинета, я услышал, как Кам-Хейнаки крикнул вдогонку:
— Крам, если когда-нибудь еще тебе выпадет такая возможность, как сегодня, на твоем месте я бы не стал ей пренебрегать.
— Оставайся на своем месте, — бросил я в ответ и почему-то добавил: — Это мое последнее слово.
КОHЕЦ 11-12.98
