Сергей Снегов - Остров, не отмеченный на карте
Та же мужиковатая Агнесса дала понять Стоку, что у него иное положение на острове, чем у других учёных: «Вас ждёт что-то чрезвычайное, Сток. Меня смущает номер вашей особости – тринадцатый. Не верю лукавому Хирону, что вам присвоили эту особость потому, что «тринадцать» счастливое число для вас. Номером тринадцать закодированы не столько ваши личные свойства, сколько отношение к вам администрации. Держите меня в курсе ваших новостей, у меня к вам сильное влечение – научное, естественно…» Доктор Сток чувствовал душевную признательность к соседке за добрые чувства.
Однажды величественный Хирон возвестил доктору Стоку, что сегодня после обеда его примет директор. Вероятно, ни к одному деловому свиданию Сток не готовился с таким волнением, как к этому. Тем сильней он был разочарован, когда вошёл в кабинет Джона Паолини.
За внушительным столом сидел толстый, краснощёкий, лысоватый старичок с крохотными глазками на мясистом лице. Старичок мигом вскочил, когда доктор Сток показался в дверях, и проворно засеменил навстречу, издалека протягивая руку, – и ноги у него были коротки для массивного туловища, и короткие пальцы крохотной ладошки неправдоподобно толсты и несомкнуты: кисть походила на раскрытый веер. Джон Паолини вяло ответил на почтительное, но твёрдое рукопожатие доктора Стока и пропищал – в довершение к общей неблагообразности он обладал и тонким голоском, – что давно жаждал познакомиться со столь знаменитым учёным. Если в мире и существовал человек, внешность которого не внушала никакого почтения, то этого человека звали Джоном Паолини.
А вошедший вместе с доктором Стоком величавый Хирон Спадавеккия внушительно намекнул, чтобы Сток не полагался на первое впечатление.
– Господин директор острова Нио, – заговорил Спадавеккия, – имею честь представить вам доктора Альфреда Стока, единственного в мире специалиста по острому внутримолекулярному резонансу. Доктор Сток готов выслушать ваши указания и выполнить ваши предписания.
– Отлично, отлично! – бодро попискивал директор. – За указаниями дело не станет, хи-хи, не станет, указания будут, можете не тревожиться, дорогой Сток. Но раньше я хотел бы узнать кое-что у вас самого, я хотел бы, хи-хи! Я был бы весьма благодарен, если бы вы объяснили мне самым популярным образом, что это за чёртова штука – ваш острый внутримолекулярный резонанс, внутримолекулярный, ха-ха! Я весь превратился в слух, замечательный доктор Сток, я весь превратился, хи-хи-ха!
Доктора Стока немного смутила не совсем обычная манера разговаривать у директора острова – и не столько даже то, что Джон Паолини повторял отдельные слова и части предложений, сколько сопровождавший их смешок, напоминавший и похрюкивание, и короткие всхлипы, издаваемые спящим, когда у них закладывает нос. Впрочем, это не помешало доктору Стоку сосредоточиться на теме. В любой молекуле живого вещества каждый атом скреплён со своими соседями – другими атомами – физическими силами стяжения, превращающими разнородные атомы в единую крепкую молекулу. Эти факты были известны и раньше, но только он впервые научился количественно определять крепость любых связей в живой молекуле. Дело в том, что связь атомов в молекуле очень схожа с резиновой нитью: она никогда не бывает в покое, то усиливается, то ослабевает, атомы то сближаются, то раздвигаются. Он, доктор Сток, заставляет межатомные связи молекулы резонировать от излучения из особого приборчика – он назвал его импульсатором. При некоторых значениях резонансного импульса связь разрывается. Величина разрывающего импульса – мера крепости связи. И в каждой молекуле есть связи, которые можно разрушить только, так сказать, орудийными импульсами, но есть и такие нежные скрепления, что разрываются при лёгком дуновении силового ветерка из импульсатора.
– Очень интересно, доктор Сток, очень интересно! – с воодушевлением воскликнул толстый директор острова. – Ну, и какой вы делаете основной вывод, какой вы делаете?
Сток сделал тот вывод, что им раскрыта тайна продолжительности жизни. При разрыве любой межатомной связи в молекуле сама молекула гибнет. Следовательно, продолжительность жизни определяется наиболее слабыми связями в живой молекуле. Иная связь атомов может существовать и тысячу лет, но если соседней связи хватает только на семьдесят, то вот он, потолок существования – жалкое семидесятилетие. У моряков скорость флота определяется скоростью самого тихоходного корабля, у живой клетки срок бытия определён прочностью самой непрочной внутримолекулярной связи.
– Я слышал, доктор Сток, вы говорили, что ваша теория практически бесперспективна, вы говорили, хи-ха. Не откажите в любезности сообщить почему? Я хотел бы знать, чем вы гордитесь, чем?
Да, всё верно, Сток неоднократно высказывался, что его теорией никто, нигде, никогда, ни для какой цели и никоим образом не сможет воспользоваться. Но он говорил это с сокрушением, а не с гордостью. Ибо он открыл секрет бессмертия живой клетки, но бессилен практически создать это бессмертие. Он научился определять крепость любой межатомной связи, но лишён возможности сделать эту связь более крепкой. Ибо импульсы, генерируемые его резонансным аппаратом, не укрепляют, а разрушают связи. Его теория интересна, но бесполезна – таково мнение автора о своей собственной теории.
– Нет, доктор Сток, нет! – воскликнул Джон Паолини. – Вы несправедливы к себе, вы несправедливы! Наш великий эксперт, профессор абстрактной модалистики Лесли Говард Гордон, мне написал, что вы создали научный шедевр, мне написал. Вы смотрите на свою теорию только с одной стороны, а надо – всесторонне. Нет лучшего места, чем остров Нио, чтобы смотреть со всех сторон, нет лучшего места. Вы подошли к живой клетке со стороны её жизни, вы подошли. Но всякая жизнь есть постепенное умирание, доктор Сток. Подойдём с задней, а не с парадной стороны. Изучим, как умирает клетка, и тогда поймём, как она живёт, тогда поймём.
И толстый Джон Паолини изложил доктору Стоку своё понимание проблемы. Нужно сосредоточиться для начала на способах разрыва внутримолекулярных связей. Он предложил бы дополнить интереснейшую таблицу внутримолекулярных прочностей, составленную доктором Стоком, второй таблицей – импульсов, разрушающих эти связи. Ибо, как преодолеть смерть, если предварительно не овладеть, так сказать, её производством?
– Логично, не правда ли, доктор Сток, хи-ха-хи!
– Некоторая логика есть, – согласился Сток. – Вы сказали, что всесторонность – характерная черта работ на острове? Как это понимать? Доктор Гордон говорил, что ваше учреждение называется Институтом Возможных Невозможностей и что иные остряки обзывают его Институтом Невозможных Возможностей, а также что подробное разъяснение этих терминов я получу на Нио. Не пришло ли время получить их?
