Михаил Харитонов - Девоншир
— О чём мы весьма сожалеем, — вздохнул кабан, — ибо ты не исполнил своего долга, и даже изменил ему…
— У меня не было выбора! — крикнул подсудимый.
— Тихо! — рявкнул господин Алабастр. Ватсону почудилось, что из ноздрей господина обвинителя посыпались искры.
Стены замка дрогнули. Где-то с шумом затрещала потолочная балка. Зелёные огоньки в камине вспыхнули и разом погасли.
— Господин дракон! Прошу вас! — взмолился Бэрримор.
— Пффф, — судейский сделал судорожное движение ноздрями, как будто втягивая в себя что-то, готовое вырваться наружу.
Грохот и треск прекратились. Над решёткой робко загорелся крохотный огонёк, через пару мгновений к нему прибавился второй.
— Вы дракон, сэр? — заинтересовался Ватсон. — Простите моё любопытство, но я представлял себе драконов совсем иначе.
— Да, — подтвердил господин Алабастр не без некоторого самодовольства, — я житель мира, в котором отсутствует сила земли, зато огонь и вода находятся в соединении. Поскольку же стихия огня превосходит все остальные стихии…
— В разрушительности и губительности своей природы, — не удержался кабан.
— Джентльмены, давайте всё-таки о деле, — Ватсон подумал, что спор о достоинствах стихий может кончиться плохо. — Я так и не понял, что же дурного совершил доктор Мортимер. Насколько мне известно, он был верным другом сэра Чарльза.
Алабастр внимательно посмотрел на Мортимера. Тот опустил глаза.
— Моей основной задачей, — сказал он, — было удержание сэра Чарльза от неджентльменского поведения с женщинами. Не то чтобы меня к нему приставили как донну к невинной девушке, — криво ухмыльнулся болотник, — мне важно было только одно: чтобы он не пытался поступить как Гуго. Я надеялся, что почтенный возраст и хорошие манеры уберегут его от этого. И просчитался.
У Ватсона округлились глаза.
— Что? Сэр Чарльз накинулся на какую-нибудь деревенскую красотку?
— Всё сложнее, — вздохнул доктор. — Началось с того, что он влюбился в некую особу, Лауру Лайонз из Кумб-Трейси, дочь старика Френкленда. Помните Френкленда?
Доктор невольно улыбнулся, потом нахмурился.
— Сэр Чарльз? Влюбился? В эту Лауру? Но ведь она…
— Давайте, что ли, по порядку. Сэр Чарльз, несмотря на возраст, был ещё на что-то способен, а Лаура была доступной и соблазнительной женщиной. Кроме того, она нуждалась в средствах, чтобы вести бракоразводный процесс, а у сэра Чарльза они имелись. Короче, у них завязался роман. Я не мешался в эти дела, так как всё происходило по обоюдному согласию. Эта связь продолжалась где-то с год. Потом Лаура влюбилась в натуралиста Стэплтона, который дал ей надежду на законный брак.
— И обманул её, — вспомнил Ватсон. — Он даже выдавал свою жену за сестру, чтобы иметь свободу рук.
— Не всё так просто. Видите ли, Стэплтон был совсем не тем, чем казался… но к этому мы ещё вернёмся. Так или иначе, намерения Стэплтона, в чём бы они не состояли, она приняла за возможность надёжно устроить жизнь. И решилась расстаться с сэром Чарльзом, который к тому же интересовал её скорее как источник средств, чем как мужчина. Я говорил ему это сто раз, — с горечью сказал доктор Мортимер, — но он меня и слушать не хотел. Для него эта Лаура была последней любовью. В таких ситуациях стареющие мужчины обычно слепы и глухи. Он верил в её чувства к нему, пока не получил то злополучное письмо, где она, наконец, призналась, что любит другого и хочет завершить отношения. Кстати, если бы не Бэрримор, вы бы об этом письме не узнали.
— Я хотел как лучше, сэр, — пробормотал старый слуга.
— А, сгоревшее письмо! «Умоляю вас, как джентльмена, сожгите это письмо и будьте у калитки в десять часов вечера» — вспомнил Ватсон.
— Да-да, именно это. Лаура Лайонс хотела попрощаться и отдать сэру Чарльзу его письма к ней. Благородное решение, благо оно ничего не стоит. В отличие от подарков, которые она возвращать не собиралась… Но сэр Чарльз не оценил её благородства. Он был совершенно убит горем и яростью. И тогда ему пришло в голову как раз то, чего мы так боялись.
Ватсон недоверчиво покачал головой.
— Да, он намеревался заманить ее в дом и там запереть. Он даже приготовил специальную комнату для этой цели, с надёжными засовами и узким окном. После чего — преподать ей урок послушания. Он убедил себя, что Лаура на самом деле любит его, и её отношения со Стэплтоном — просто капризы, а в глубине души она мечтает о твёрдой руке. Хотя в таких делах твёрдой должна быть не рука, а кое-что другое.
Ватсон в который раз подумал, что защита Отечества — дело высокое и благородное, но крайне скверно влияющее на манеры. Если бы кто-нибудь сказал подобную пошлость при Гемме…
— И что из этого вышло? — спросил он.
Мортимер пожал плечами.
— Я встретился с Лаурой и уговорил её не ходить на это свидание. Когда надо, я умею быть убедительным.
— Простите, — подался вперёд Ватсон, — но я хорошо помню ту сцену. Лаура при мне говорила, что письмо было написано по наущению Стэплтона, и он же уговорил её не приходить.
— Ну, первое было отчасти правдой — хотя содержание письма Лаура в своём рассказе слегка отретушировала. Второе — нет. Стэплтона она побаивалась, но ещё больше она боялась меня.
— Почему? — спросил Ватсон.
— Я ей кое-что показал, — не стал вдаваться в подробности доктор Мортимер. — Кое-что такое, чего Стэплтон не мог, несмотря на всю свою силу. Так или иначе, она не пришла.
— Это мы знали и раньше, — сказал Ватсон.
— Но не сэр Чарльз. Видите ли, если бы Лаура просто не явилась, он не отказался бы от своего скверного намерения. Поэтому я решил его напугать. Дать ему, так сказать, наглядный урок, который открыл бы ему глаза на то, что его чувства, по сути, безумны…
— Мы полагаем это оскорблением благородного члена нашего рода, — встрял сэр Баскервиль.
Алабастр чуть повернул голову, выражение его лица не сулило ничего хорошего. Кабанья голова по уши вжалась в стену.
— И что же именно вы сделали? — поспешно спросил Ватсон.
— Навёл морок. У нас, болотников, это неплохо получается, особенно в темноте и близ болот. Многие любят заманивать путников, дразня их видениями прекрасных женщин…
— И вы, — догадался Ватсон, — показали ему Лауру Лайонс?
— Именно так, — признал доктор Мортимер. — По моему плану, она должна была пройти сквозь калитку мимо опешившего сэра Чарльза по дорожке к дому, после чего растаять в воздухе. Как я рассчитывал, после подобного зрелища сэр Чарльз усомнится в собственном рассудке — и побежит ко мне советоваться. Я бы сказал ему, что его мечтания о Лауре вызвали эротический психоз, назначил бы лечение успокоительными средствами и категорически запретил бы ему даже думать об этом женщине. Через какое-то время страсть угасла бы сама… Беда была в том, что к тому моменту бедный сэр Чарльз и в самом деле был несколько не в себе.