Александр Карнишин - Еще вчера была война
— Разрешите, товарищ полковник? Прибыл я.
— Ну-ну. Прибыл он…
Поле армии он долго привыкал к отсутствию погон и запрету тянуться и прищелкивать каблуками. Начальство, учили, надо знать в лицо. А не по звездам на погонах. А отсюда: кого ты не знаешь лично, тот тебе не начальник. Свой же начальник требует не чинопочитания, а работы.
Алексей закончил войну майором. Служба была разная. Начинал он в батальонной разведке, быстро вырос до дивизионной. А там уже его начальник штаба армии перетащил к себе, усмотрев главный козырь молодого орденоносца не в кулаках и не в бесшумной походке, а в голове.
— Аналитик ты от бога, Лёша. Нам как раз такие нужны. И не спорь, потому что это приказ.
Вот на этом и остановился его карьерный рост. Операторы сидят в штабе. А штаб сидит в тылу. Под конец войны случаев таких, чтобы с автоматами отбиваться от гитлеровцев, практически не стало. Хотя, оружие по-прежнему чистили, смазывали, снова чистили, и иногда постреливали в роще в установленные ростовые фигуры — чтобы навык не потерять.
А когда война закончилась долгожданной победой, а потом вслед за своими союзниками и японцы запросили пардону, началось сокращение. Ну, это же понятно было с самого начала. Ладно, пусть не всем понятно, но Алексей давно все рассчитал в голове и уже ждал приказа об увольнении в запас в связи с окончанием боевых действий. Однако пришел совсем другой приказ, и его служба продолжилась практически по военной специальности — разведчик, аналитик. Только теперь в Москве, в столице нашей Родины. И комнату в коммуналке выделили практически сразу. Тогда в Москве много было жилья свободного. Многие въехали в него как раз в те годы.
Новая служба была еще тем хороша, что никакого отношения не имела к НКВД, который потом переименовали в МВД. Алексей, обдумывая будущее, сразу решил для себя, что куда угодно, но не в милицию. А вообще-то можно было и на завод — все лучше, чем в окопы. Или вспомнить старое, посидеть над учебниками, получить, наконец, диплом, и пойти в школу, учителем, как отец. А вышло вон как. Само, практически. Ну, или почти само — наверняка начальник штаба руку приложил к трудоустройству майора Синицына, кавалера ордена Красной звезды и медали "За отвагу". Награды были и еще, но Алексей считал боевыми, "трудовыми", только эти две. И мог долго рассказывать, как со своими разведчиками ходил за линию фронта, как собирал сведения, как брал языка. Как с ними вместе отбивался от прорывающихся из окружения немцев. Вот за это — боевые. А остальные награды — за бумажную штабную работу. Сколько ни твердил ему начальник, что от его труда больше фрицев загнется, чем от автоматной пули, но все равно как-то привык, что в тылу — это не на фронте.
Полковник Иванов, больше похожий на грузина, чем на русского, и тем иногда играющий специально, взял его в свой отдел и быстро начал давать поручения, которые никому другому было дать просто нельзя. Алексей был удобен своей военной выучкой, везучестью, без которой разведчика не бывает, а главное, полным отсутствием родни и знакомых в Москве. То есть, можно было его использовать хоть в ночь — за полночь, хоть вовсе без выходных. И еще — на самых секретных делах.
Такое, секретное, получалось и в этот раз.
— Ты присягу помнишь еще, Синицын?
— Проверяете?
— Интересуюсь, — полковник в штатском встал со своего стула и сделал несколько шагов влево и вправо, разминая ноги. — Интересуюсь, не забыл ли ты, майор, на кого служишь. И какова цель твоей службы. И всех нас — какова цель.
— Ну… Защита завоеваний социализма, это раз. И второе — обеспечение возможности построения коммунистического общества.
— Подкованный. А теперь, садись и слушай сюда. Блокнот убери от греха. Никаких записей!
Был сигнал, оказывается — копать под Берию. Сигнал был только по своим. Вот, мы, выходит, свои. Опять же не в тех структурах, где у Лаврентия есть люди. То есть, можно работать, не ожидая никакой подлянки. А работать надо над тем, чтобы точно выяснить, в чем и как товарищ Лаврентий нарушил присягу и действовал не в интересах социалистической Родины.
— Копаешь то, что скрыто. Ясно? В первую очередь, военные годы. Это по нашему профилю. Сам понимаешь, раз есть сигнал оттуда, — Иванов показал со значением пальцем в потолок, — значит, неспроста. В общем, время — ограничено. Средства — без ограничения в пределах разумного. Силы — только свои. Никого привлекать права не даю. Пользуйся положением, но ни-ко-го. Все сам. И докладывать — никому, кроме меня. Понял?
— Так точно! — вытянулся майор Синицын, подбираясь внутренне, как перед первым походом за линию фронта. И радостно за доверие оказанное, гордость такая вроде распирает, и страшно — на такое замахнуться!
— Не ори. В общем, если есть что — ты должен найти. А нет — считай, плановая проверка. И еще имей в виду: время уже тикает. Времени нет. Все. План — в голове. Мне — ни слова до первого результата. Если засыплешься — выкручивайся сам, как сможешь, и к нашим только в самом крайнем случае обращайся. Нечего тут в мирное время устраивать всякое… Поножовщину всякую. В общем, иди, разведчик.
И разведчик пошел.
***
— Нет, ребята, вам сегодня не понять, как это — в своей стране, после войны, в орденах и с погонами на парадном кителе — таиться от всех и действовать, как в чужом тылу. Кому довериться? С чего начать? А может, это просто проверка такая? Может, снова, как после Николая Ивановича, чистка органов начинается? Может, сам товарищ Маршал Советского Союза приказ получил, и теперь смотрит, что и как без него натворили?
— Какой маршал?
— Так Берия, Лаврентий Павлович, чистый маршал, согласно указу.
— А ты-то где служил, Кузьмич? Что-то не понятно рассказываешь. Это кому же в советское время поручения давали против МВД копать? Если не КГБ?
— Не против МВД. Лаврентий тогда не министром был. На хозяйстве сидел, наукой занимался и атомной бомбой. И мне поручили не милицию отслеживать, а его самого проанализировать. А как он свои функции несет? А все ли он делает правильно и вовремя? А? А вот комитета тогда еще не было. А мы — были!
— Ты пей, пей, Кузьмич. Пей и рассказывай дальше. Интересно же!
***
Военное время, значит. Алексей сидел дома с большой жестяной кружкой чая и рисовал рожицы в блокноте. Рожицы были кудрявые и с улыбчивыми ртами до ушей. Уши лопухами. Ну, не художник он!
Первое: центральная печать. Лучше "Правда". Там все официально сообщали.
Второе: сводки с фронтов.
Третье: передвижение — это тоже можно по газетам вычислить чуть не по минутам.
