Артем Гай - Незавершенный эксперимент
— Займись. Вон, с «дикарями» тоже ничего не получается.
Гиви встал и пошел к двери. Все эти разговоры с Николаем бессмысленны. Однако…
— Да, забыл. Сегодня на меня напала Эльма.
Гук сел за стол, положил на столешницу большие кулаки.
— Рассказывай.
Выслушав, проговорил:
— Ну, ладно. Давай переведем их на несколько недель в прибрежную вольеру.
«Вечный поиск» заметно перекладывало волной с борта на борт, отчего спать хотелось еще больше. Но заснуть Гиви не мог. Космонавт из него определенно не получился бы, не та нервная система. Ночь накануне любых испытаний, начинаний всегда превращалась в долгую муку. Так было даже перед школьными экзаменами. А ведь завтра начинался их главный опыт, завершение значительного этапа в его жизни. Это и радовало, и тревожило, и было определенно связано для Гиви с теми страшными и очень важными для него днями полгода назад: Память настойчиво возвращала его туда. Может быть, там ему виделось начало их нынешнего успеха и всех будущих. В успехе Гиви теперь не сомневался.
А тогда… Даже жена, единственный человек, которого он посвятил в свой план, считала, что задуманное им — несвоевременно поспешно. Как и Николай, она предлагала подождать. Но ведь ждать, считал Гиви, значит, оставаться тюремщиком безвинных разумных существ, расширять трещину, созданную руками людей между ними и дельфинами! Он был убежден в этом, как же он должен был поступить?
Если все, что происходило в дельфинарии, и вся эта цепочка — расстрел у Тетешимы, громадные стаи, разоряющие огороды аквакультур, нарушающие рыболовство, вольерные дельфины, отказывающиеся от контактов с людьми, — если все это просто стечение разных обстоятельств, цепь совпадений, тогда Пират и Эльма вернутся, считал Гиви. Ведь даже находившиеся один лишь сезон в вольерах дельфины возвращаются к людям, тянутся к ним. А тут Пират и Эльма. Два года взаимной привязанности и дружбы. А если все так, как он предполагает, это будет первым шагом доброй воли. Людям в подобных ситуациях необходимо идти только таким путем! И тогда, на третий день, Гиви сделал этот шаг…
…К четырем часам Пирата и Эльму перевели в прибрежную вольеру. В маленькой бухточке под защитой косы море было уже совсем спокойным. Невысокая волна разбивалась о заградительные сети и внутри вольеры лишь плескала. Мягко качала настил.
Все уехали, Гиви остался один. Он полулежал на досках настила и смотрел на дельфинов. Солнце припекало все еще немилосердно. Пират и Эльма стояли у заградительной сети, обращенной к открытому морю, словно принюхивались к нему, к своему вновь обретенному миру. Гиви угадывал в их застывших позах напряжение. Милые, непонятные звери, он исполнит сейчас свой долг перед вами. Как понимает его. Он старался быть вам другом, старшим братом, и не его вина, если из этого ничего не получилось. Может быть, и не совсем напрасно он прожил последние десять лет. Вы научили его многому. Возможно, и он вас научил чему-то, показал, какими люди могут быть добрыми и ласковыми. Помнишь, Пират, как играли в открытом море и ты не ушел с вольными дельфинами?..
У дельфинов хорошая память. Хорошая память. Больше двадцати лет Пилорус Джек служил лоцманом в проливе Кука, он был любовью и гордостью острова Дюрвиля, но ни разу за многие годы не подошел к «Пингвину», судну, с которого в него однажды стреляли. Те, в кого стреляли, помнят об этом. Но разве хорошее запоминается хуже? Сколько их, бывших вольерных дельфинов, которые все идут и идут к людям, ищут с ними контактов, играют с детьми у побережий… Или — сколько их было?
Гиви поднялся, принес с берега ведро рыбы, оставленной для вечернего кормления, и стал бросать ее дельфинам. Покончив с рыбой, он прошел по настилу к калитке, спрыгнул в воду и распустил завязки. Дельфины наблюдали за ним. Открыв калитку, Гиви выплыл из вольеры. Хлопнул ладонью по воде. Он видел, что дельфины стоят перед отворенной калиткой. Отплыл мористее и снова хлопнул ладонью. Животные будто растерялись, сомневались.
Потом Пират выскользнул из вольеры и медленно поплыл туда-сюда у сети снаружи. Затем, сделав стремительный круг, исчез в море. И тут Эльма так же стремительно последовала за ним.
Гиви вылез на настил, долго вглядывался в воды бухточки, в даль. Море синело и сверкало под лучами садящегося солнца, катило к вольере спокойные волны. Он отвернулся и пошел по мосткам на берег.
Солнце садилось в море. Оранжевый полукруг в дымке, висевшей над горизонтом, казался неестественно громадным. И небо было неземным — желтым, зеленым, непрозрачным, — и недвижимый влажный воздух, в котором застыла настораживающая густая тишина. Все было нереальным, но не сказочным, а угрожающим.
Будто оранжевый полушар готов вот-вот взорваться, море источало ядовитую дымку, двигавшуюся от горизонта к берегу, а воздух все загустевал, превращаясь постепенно в пластмассу.
Гиви судорожно, глубоко вздохнул, закрыл глаза и, подобрав повыше колени, сложил на них руки и голову. Теперь он услышал привычный шум наката недалеко внизу, биение крови в голове, почувствовал тепло разогретой за день гальки.
Всё как обычно в этом мире. Нет ничего угрожающего, страшного. Наоборот — красиво, прекрасно. И закаты не похожи один на другой. Так хорошо, что осознающий себя центром своего мира человек не может пожертвовать ни единой малостью. Все как обычно. Люди вычерпывают этот свой мир, век их ведь так короток!
Черпают и черпают лихорадочно…
Гиви положил подбородок на руки и стал смотреть вниз на испятнанную зеленью водорослей прибрежную полоску галечника, на белесый валик наката, мостки и пустую вольеру. Отвязанная сетевая калитка медленно шевелилась под водой, подчеркивала эту пустоту. Выпуская дельфинов, Гиви не закрепил калитку, а просто закинул ее на трос. За несколько часов волна стащила ее в воду.
Солнце утонуло. Темнота упала сразу. От яркого огромного неба осталось лишь несколько светлых полос — оранжевая, желтая, зеленая.
Часа в два ночи он пошел в «хижину». Этот деревянный однокомнатный домишко, выстроенный на берегу у вольер лет двенадцать назад, в последние годы заселялся редко.
Гиви зажег свечу на столе, разыскал старое солдатское одеяло и лег на продавленный кожаный диван, стоявший когда-то в директорском кабинете. Долго не мог согреться. Лежал и смотрел на чуть колеблющийся огненный язычок свечи. Потом от этого живого огонька, от запаха деревянных стен и грубой теплой шерсти, от негромкого мерного шума моря в темноте ему стало вдруг спокойно. Он думал о чем-то смутно, словно засыпая. Но сон не шел.
Потрескивала свеча, негромко било в берег море. Что с нами станет, вдруг четко всплыло в мозгу Гиви, если друзей мы превратим во врагов?.. Что будет, если китообразные, объединившись, станут вытеснять людей из Мирового океана? Пока не найдется средства для полного уничтожения животных (противоестественная тотальная война!), захиреет рыболовство, морекультуры, разразится голод в районах и странах, зависящих во многом от моря, — Японии, Индонезии, Океании, Скандинавии, Исландии, множестве других островных и прибрежных стран, сотни миллионов людей…
![Север Гансовский - Шесть гениев [Сборник]](/uploads/posts/books/86368/86368.jpg)