Иштван Немере - Дело Килиоса
Вопрос меня насторожил, однако взгляд молодого человека был ясным и открытым.
— Чувствую исходящую от него доброжелательность, — сказал Баракс на нашем языке: наверное, ему хотелось меня успокоить.
— Мы собирались взять напрокат машину у сеньора Хуареса, И вдруг пришли полицейские. Никак не возьму в толк, чего они от нас добиваются.
— Надеюсь, не Хуарес вас засыпал, — нахмурился бородач.
— Не думаю. Вы знаете Хуаресов? — спросил я, обращаясь к нему, как к старому приятелю, хотя понятно, что видел его впервые и был более чем вдвое старше его.
— Его дочь Эстрелла — моя невеста, — сказал незнакомец, и лицо его потемнело.
— А как ты здесь очутился? — полюбопытствовал я. Бородач огляделся. Окружающим было не до нас. Тем не менее он придвинулся ко мне, чтобы слышал только я.
— Меня заподозрили в принадлежности к Фронту…
— К чему?
Он изумленно поднял брови.
— Не знаешь, что такое Фронт?
— Мы не здешние. Приехали из-за границы, — пояснил я. В его взгляде появилось беспокойство, и я добавил: — Можешь не говорить, если не хочешь.
Он помолчал. Падающий от окна солнечный луч медленно полз по стене над головами.
Конечно же, мне было знакомо это понятие — Фронт. Однако пока мне приходилось играть роль иностранца, который ни в чем не разбирался. Я надеялся, что рано или поздно это принесет свои плоды. Наконец молодой человек решился.
— Ну, хорошо, — сказал он. — Меня зовут Лоренцо, живу я в Лории. Эстреллу знаю с детства, во Фронте состою более года. Я шофер, вожу на грузовичке разную всячину в Боливар… Вчера вечером здешние члены Фронта собрались на нелегальную сходку, я тоже там был. Но нас кто-то выдал, и полиция всех арестовала.
— Твои друзья тоже здесь? — кивнул я на гудящую толпу.
— Нет. Двоих утром отвезли в Боливар в главное полицейское управление.
В его голосе послышались нотки страха.
— А с тобой что будет?
— Тоже отправят — следующим транспортом. Вместе с вами.
— Зачем?
— А ты думал, что допрашивать вас будут здесь? Как бы не так! Политических и иностранцев всегда везут в Боливар. Забрать отсюда они могут только троих за раз, потому что в фургон больше не помещается. А в здешнем комиссариате людей не слишком много. Вот фургон вернется, и нас с вами заберут.
Пока мы разговаривали, Баракс стоял поодаль, даже не подавая виду, что прислушивается, но, разумеется, все слышал. Благодаря необычайно чувствительным сенсорным органам, он безошибочно ориентировался в настроении окружающих и всегда мог сказать, надо ли опасаться, замышляется ли что-то против нас. Сейчас Баракс был спокоен, значит, разговаривать с бородачом можно было без помех, в открытую.
— Вам, иностранцам, и невдомек, под каким безжалостным гнетом мы здесь живем. Страна превратилась в одну большую тюрьму.
«Фразы, не более», — наверное, эта мысль явственно обозначилась на моем лице, потому что даже Лоренцо заметил это.
— Я знаю, сказать можно многое, но подумай сам: будь это нормальная демократическая страна, разве полиция обходилась бы с нами так, как обходится?
Он задел чувствительную струнку, напомнив мне ночной инцидент. В то же время я обратил внимание, что молодой человек изъясняется довольно интеллигентным языком… А ведь он сказал, что работает шофером!
— Лоренцо, ты в самом деле шофер?
Он сообразил, что послужило поводом для моего вопроса, и чуть заметно усмехнулся.
— В свое время родичи наскребли немного денег, и мне удалось пробиться в университет. Два года я изучал право, потом организовал политическую демонстрацию в защиту невинно осужденных. Меня вышвырнули на улицу. Я возвратился в Лорию и нанялся шофером к Хуаресу. Полиция не спускала с меня глаз. Возможно, именно я стал невольной причиной провала вчерашнего собрания. Шпики наверняка шли за мной по пятам…
Пока я ломал голову, что значит слово «шпики», Лоренцо продолжал рассказывать. Он говорил о громадных тюрьмах и лагерях принудительного труда, об островах-тюрьмах посреди океана, о специально созданных исключительно для борьбы с демонстрантами подразделениях полиции. Рассказывал о сети осведомителей, незаметно проникающей во все общество. О продажности властей. О безраздельной власти и нерушимом владычестве местных феодалов-латифундистов.
Я не особенно удивлялся. В университете я достаточно долго занимался древностью, в частности этим периодом. Кроме того, мне было известно и будущее. Хоть я и не имел права утешить Лоренцо, но хорошо помнил, что судьба его народа в самое ближайшее время круто изменится к лучшему. Я знал это вполне твердо…
Баракс стоял у решетки. Только он способен был сохранять такое спокойствие. Даже мигать он забывал. И я спрашивал себя, сможет ли кто из окружающих сообразить, что мы явились из другого мира? Скорее всего, нет. Если говорить о телепатии и сверхчувственном восприятии, то люди двадцатого века с этой точки зрения неслыханно примитивны. Поэтому, наверное, и не замечают, что мы… Короче говоря, не видят в нас ничего особенного. Мы оба являем собой элемент, куда более чуждый здесь, чем пришельцы из космоса, хотя, в отличие от пришельцев, мы знаем этих людей, их души, строение их тела, обычаи и даже их будущее. Знание будущего — мощнейшее оружие. Даже если бы мы не превосходили их в физическом отношении, все равно, как ни крути, мы сильнее. Сознание этого давало мне ощущение безопасности.
— Еще немного — и все это кончится, — продолжал Лоренцо с плохо скрываемым возбуждением. — Фронт уже готовится, народ тоже. Нет семьи, в которой кто-нибудь не сидит или не сидел в тюрьме. В горах все больше становится партизанских отрядов, они неплохо вооружены. На прошлой неделе было совершено нападение на воинскую колонну неподалеку от Боливара. Ситуацию не изменит даже то, что военные время от времени делают вид, будто уступают требованиям народа и ставят во главе страны правительство из штатских. Например, как сейчас. Новый диктатор такой же сукин сын, как и прежний.
Полицейские привезли новую партию арестованных. Они заперли камеру. Женщина средних лет с накрашенным лицом, рыдая, бросилась на решетку и принялась с силой ее трясти.
Баракс наконец пошевелился.
— Мы будем бежать или нет?
— Время есть, — успокоил его я, — если бородач говорит правду, нас отвезут в столицу, все равно нам туда надо добираться, не так ли? Во всяком случае, не придется искать транспорт. Подождем, пусть хоть в этом нам поможет полиция.
Баракс промолчал. Мой план был безукоризненным.
Вскоре после полудня у входа в камеру началась какая-то возня. Двое полицейских принесли большую алюминиевую емкость и стали разливать из нее бурую жидкость в грязные жестяные миски. Арестованные по одному подходили к решетке, и через небольшое окошко им подавали миску с варевом и прямоугольный кусок какой-то серой массы. Мы с Бараксом тоже получили по порции.