Борис Пшеничный - Коридоры сознания
Телефон у нас в прихожей, на столике, рядом кресло. Я подсел и жду, как у судьбы на приеме по личному вопросу. Свет не включил, сижу в темноте. Расслабился, на сон потянуло. В глазах серая каша, копошится что-то, какие-то тени. И вдруг раз — вспышка! Будто блиц сработал. И не просто вспышка, а картинка. Из темноты глянула рожа. Всего на мгновение, моргнуть не успел, но все же засек. Убей меня, это был Долин.
Померещилось? Если бы!
Через полчаса слышу — идет. Нет, вру, слышать тогда я еще не мог, он даже в подъезд не вошел. Просто знаю, что идет. И именно он. Это у меня в голове сидит: вот идет Долин. Потом уже лязгнула дверца лифта и жужжание — кабина поползла верх. Опять же в лифте мог быть кто угодно, в доме семнадцать этажей, подъезд на тридцать две квартиры, сотня жильцов. Но у меня никаких сомнений — это он. И ему нужно на одиннадцатый этаж. В нашу квартиру.
Я не стал дожидаться, звонка. Вышел встречать.
Он не удивился, увидев меня на лестничной площадке. Вроде так и надо. Прошел в прихожую, снял шляпу. А я точно помню, виделся он мне без шляпы. Только по лысине да бороде и узнал его при вспышке.
— Это вы, — спрашиваю, — звонили с полчаса назад?
Ответил неопределенно:
— А вы что, не узнали?
— Как, — говорю, — узнать, если не успел взять трубку. В ванной был, пока добежал...
— Да? — усмехнулся он. — А мне показалось, не захотели взять. Обиделись или еще что, вот и решили показать кукиш.
У меня пальцы на руке свело. Те самые, фиготворящие.
— Что вы! — спешу разубедить. — С чего бы мне на вас обижаться. Да я и не Господь Бог, чтобы знать, кто на телефоне.
— Ну да, ну да, — согласился он. — Всего не угадаешь. Но дверь вы мне открыли, угадали. И на том спасибо...
Как тебе наш разговор? Для дурдома в самый раз. Однако делаю вид, что все нормально. Он тоже делает вид. Повертел в руках шляпу: куда бы деть? Я ее в платяной шкаф, на полку. Попутно уточняю:
— Звонили откуда, из дома?
Он уловил, в чем гвоздь вопроса.
— Из кабинета. Я к вам прямо с работы. Позвонил, взял шляпу и сразу сюда.
Спасибо, теперь понятно. Когда звонил, был без шляпы. Тогда-то я его и увидел, сидя у телефона. Значит, не померещилось
Старик выждал, пока я уравновесился. Напустил на себя озабоченность.
— Собственно, я по делу.
— Да, конечно, само собой. Стали бы вы без дела на ночь глядя... Должно быть, очень важное дело. Срочное. До утра ни как отложить нельзя. Протухнет.
— Это как посмотреть.
Он полез во внутренний карман пиджака. Извлек вчетверо сложенный листок. Прежде чем передать мне, проверил, та ли бумага.
— Помогите собрать вот это.
Пробегаю листок глазами. Список каких-то вещей, книг.
— Объяснить?
— Да уж, пожалуйста, — говорю. И тут мне кровь в голову, это же вещи Федора!
— Полковник Севцов просил... — начал старик, но я остановил. Вопросов, говорю, больше нет. Какие уж тут вопросы. Полковники не просят, они приказывают. Будет выполнено. Беспрекословно и в полном объеме, от «а» до «я». От носков до трусов.
Повел шефа в комнату брата, приволок из кладовки саквояж и давай швырять в него что по списку. Вот, называю, сорочки хэбэ в количестве пяти штук, вот полдюжины исподнего в комплекте, кроссовки, костюм шерстяной тренировочный. Подвернулся под руку свитер, я его туда же. Но Долин отложил, он помнил, что в перечне, и лишнее выкладывал.
Судя по набору вещей, Федор не собирался показываться дома еще с неделю, если не больше. Полный командировочный комплект с расчетом на автономный гостиничный быт. Предусмотрено даже чтиво на сон грядущий. Но чем-то список пугал меня. Указывались вещи, которые Федор никогда с собой не брал. Ну зачем ему сейчас морская раковина со стола? Или брусок оникса, подаренный еще в студенческие годы знакомыми геологами?
— Кладите, кладите! — видя мои сомнения, поторопил Долин.
Брат не любил ненужных вещей и не захламлял квартиру. Из безделиц хранил только то, что было чем-то памятно. Но по командировкам не таскал — не талисманы.
— И еще Чюрлениса, — подсказал Долин.
Да, я уже отметил. В списке значился альбом. Репродукции картин безумного литовца. Альбом находился в моей комнате, и я не спешил идти за ним.
— Часы вот, — предлагаю. — Полковник Севцов обрадуется. Его любимые.
Я не врал. Федор действительно дорожил хронометром, купленным еще в пору романтической юности. Забавная, между прочим, вещица. Часы были сделаны под глобус с двадцатью четырьмя циферблатами по экватору — на все часовые пояса. Хочешь — живи по Гринвичу, хочешь — по Москве.
— Уж их-то, — уговариваю, — непременно прихватите. Полковник в восторге, как они тикают. Малость, правда, спешат. На полчаса в сутки. Но это пустяк. Главное — славно тикают. Увидите, как полковник расчувствуется. На радостях слезу пустит.
Долин осторожно взял часы, осмотрел со всех сторон. Затем, приложив к уху, послушал. И только после этого уложил в саквояж. Принял-таки, хотя не по списку.
Вдохновенный, я стал прикидывать, что бы еще всучить. Готов был и мебель упаковать.
— Чюрленис, — вновь напомнил старик.
А вот альбом — дудки! Не дам.
Дело в том, что он принадлежал не только брату. При всей разности наших пристрастий мы неожиданно сошлись на Чюрленисе. У нас был праздник, когда прошлым летом, отдыхая в Каунасе, мы разжились у букинистов репродукциями его живописных фантазий. Альбом прямо-таки роскошный. Ни до, ни после ничего лучше нам не попадалось. Заполучив его, мы тут же направились в ресторан обмывать. Такая вдруг удача.
Короче, это было наше общее достояние, и в намерении брата увезти репродукции из дома мне виделось нечто направленное против меня. То ли подвох, то ли вызов.
— Альбом мой! — заявил я Долину.
— Разве кто спорит? — Он понимающе ухмыльнулся, не скрывая, что ему доподлинно известно, где и как приобретены репродукции. — Никто на вашу собственность не покушается. Вас просят об одолжении. Только на время, на несколько дней. Под мою, если хотите, ответственность. Могу расписку дать.
Он уговаривал так, словно речь шла не о тиражированных офсетных листах, а о музейных раритетах, и их предстояло вывезти за границу. И чем настойчивей он упрашивал, тем сильнее я упорствовал. Нет — и все!
— Самому нужно. Так и передайте вашему полковнику-эстету. — Сказал и ладонью по столу. Мол, торг окончен.
Шеф посмотрел на меня, как в пустоту, и неожиданно зевнул, словно ему стало смертельно скучно.
— Дадите, — слышу, — дадите, куда денетесь. Не сейчас, так потом. Когда приспичит...
Постой, что-то я напутал. Дай-ка вспомнить. «Приспичит» он сказал позже. Перед самым уходом. Точно, когда уходил. А до этого я чуть было не совершил глупость.
