Тахир Малик - Фалак
— Да, чуть не забыл сказать, мулла Шамсибек. Место для больницы уже выбрано. Так что посоветуйтесь с архитектором и принимайтесь за работу. Во все концы страны отправлены глашатаи — они соберут искуснейших лекарей. Это будет не просто больница, а храм медицинской науки, и слава его разнесется до крайних пределов земли на Западе и Востоке. Для такого дела моя казна всегда открыта. По всем вопросам, связанным с лечебницей, можете являться ко мне в любое время… А завтра вечером вы должны присутствовать на беседе мудрых.
Архитектор — уста [21] Хидир — оказался много старше Шамсибека. Он был невысокого роста, но крепкого сложения. На его открытом лице застыло выражение участия и доброты. Одет он был в синий шелковый халат, а на голове у него красовалась небольшая зеленая чалма. Сжав в своих широких крестьянских ладонях руку молодого человека, зодчий сердечно сказал:
— Я очень ждал вашего приезда…
Шамсибек почувствовал себя с уста Хидиром так легко и просто, словно они были знакомы много лет. Поэтому он сразу перешел к делу:
— Где выбрали место для лечебницы?
Архитектор развернул план города и указал кружок на окраине:
— Вот на этом холме. Здесь оказался самый здоровый воздух. Здание будет трехэтажным — так повелел шахрияр.
— Почему именно трехэтажным? — недоумевающе спросил молодой человек.
— Потому что так оно будет выглядеть величественно и украсит столицу.
— Простите, уста Хидир, но с какой целью строится здание?
— Об этом вы должны знать лучше меня. Мне было сказано, что здесь будет лечебница.
— В том-то и дело. Народ будет приходить лечиться, а не для того, чтобы подивиться на высоту больницы. Достаточно и одного этажа.
— Не совсем понимаю вас.
— Вокруг здания обязательно должен быть сад. Кроны деревьев будут укрывать лечебницу от палящих лучей солнца. А в трехэтажном сооружении больные будут страдать от жары больше, чем от своих недугов. К тому же подниматься на третий этаж им будет не так легко, как здоровым.
— Мудрые слова, — кивнул зодчий. — Надо будет доложить об этом султану. Его величество сам будет утверждать проект…
Солнце уже садилось, когда Шамсибек явился на беседу в Чилустун. На террасе собралось около двух десятков людей всех возрастов. На коврах были постелены скатерти, поставлены яства. Возле восьмигранного столика, заваленного фолиантами, примостился писарь.
— А вот и наш юный алхимик! — улыбнулся султан, увидев Шамсибека. Кажется, все в сборе?
Молодой человек, которого Шамсибек видел в прошлый раз во дворце, указал ему место возле себя и, когда юноша опустился на ковер, представился:
— Я Махмуд ибн Махмуд по прозвищу Мирам Чалаби.
— Вы внук Казизаде Руми? — вежливо спросил Шамсибек. — Мне говорили о вас.
Мирам сдержанно кивнул и устремил взгляд в сторону Улугбека, который кого-то искал глазами.
— Не хватает еще одного, — сказал султан. — Где мой сын Алладин Али Кушчи?
— Я здесь, мой повелитель! — раздалось из зарослей роз, и на повороте тропинки, ведущей к обсерватории, появился высокого роста смуглый мужчина в простом одеянии, похожий скорее на ремесленника, чем на ученого.
Али Кушчи торопливо приблизился к террасе и, тяжело дыша от быстрой ходьбы, поклонился Улугбеку.
Султан указал ему место рядом с собой. Теперь Шамсибек получил возможность ближе рассмотреть счастливца, которого повелитель нарек своим сыном.
Улугбек обвел собравшихся взглядом и сказал:
— Вот уже шесть лет, как патриарх мудрейших, Афлатутон наших дней Салахиддин Муса Казизаде Руми переступил порог рая. После его смерти, а также после кончины Гиясиддина Жамшида мы сильно обеднели. Для того чтобы восполнить уход многомудрых учителей, я решил следующее… — султан на минуту умолк, как бы собираясь с мыслями. — Я решил основать в Самарканде Байтул-хикма [22]. Если в ней объединятся силы всех ученых и мудрецов, которые будут освобождены от забот по добыванию хлеба насущного, то науки и искусства процветут в Мавераннахре так, как ни в одной державе прошлого и настоящего.
По террасе прошел одобрительный гул.
— Наша земля освящена великими именами, — продолжал султан. — Это Абу-наср Фараби, аль Хорезми, аль Беруни, Ибн-Сина. В годы правления ханов, которые желали счастья только самим себе, эти люди были чужаками на родной земле. Свой долг я вижу в том, чтобы сделать Самарканд отечеством всех ученых, а не только тех, кто родился на этой земле. Сюда будут съезжаться лучшие умы со всего света…
Одно из первых занятий академии Улугбека было решено провести в обсерватории. Много наслышанный об этом чуде Самарканда, Шамсибек с волнением подходил к трехэтажному зданию, возвышавшемуся над деревьями дворцового сада. Возле входа ему встретился уста Хидир.
— Вот и славно, что вы пришли раньше, назначенного часа, — сказал архитектор. — Я успею поводить вас по обсерватории.
Когда они поднимались по широким мраморным ступеням, зодчий без умолку расхваливал достоинства этого уникального сооружения, которое возводилось, конечно, под его руководством.
— Представьте себе — это здание нисколько не пострадает даже при самом сильном землетрясении…
На каждом этаже было по нескольку десятков комнат, а посредине располагались залы для собраний. На стенах были изображены все созвездия видимого из обсерватории неба. А на центральном плафоне верхнего этажа Шамсибек увидел изображение солнца и семи планет, располагавшихся вокруг него.
— Давайте выйдем на террасу и полюбуемся видом города, — предложил уста Хидир…
Время шло. К началу зимы фундамент лечебницы был готов, и каменщики приступили к возведению стен. Каждый день, возвращаясь со своей основной службы в казне, Шамсибек заглядывал на строительную площадку. Поговорив с уста Хидиром, который бессменно руководил работами, молодой человек заворачивал, к Камариддину — у него на время выздоровления поселился Ганимурад. Богатырь почти совсем поправился и довольно быстро передвигался по двору на костылях. Но, когда наступила чилля [23], Ганимурад опять слег — на ноге его образовалась опухоль. Осмотрев посиневшую лодыжку силача, Шамсибек сказал:
— Нужно приготовить мазь. Завтра я пришлю вам ее. К тому же ногу необходимо оберегать от холода.
Когда гость направился к воротам, провожавший его сипах спросил:
— Что-нибудь серьезное? Увидев опухоль, ты изменился в лице.
— Это гангрена.
— А как ее лечить?
— Боюсь, что никак. Надо отрезать ногу.
