Валентина Журавлева - Человек, создавший Атлантиду. (Сборник)
“Помните, как Брюсов описывает гибель Атлантиды? — спросил в тот вечер Завитаев. — Есть у него стихи… кончаются они так:
Дерзко умы молодые
Дальше, вперед посягнули,
К целям запретным стремясь…
Грозно восстали стихии,
В буре, и в громе, и в гуле
Мира нарушили связь.
Пламя, и дымы, и пены
Встали, как вихрь урагана;
Рухнули тверди высот,
Рухнули башни и стены
Все — и простор Океана
Хлынул над Городом Вод!
Я помнила эти стихи. Атланты “все, что возможно, постигли”, и разразилась катастрофа.
“Вот-вот, — подхватил Завитаев. — Слишком много знали — и потому погибли. Это повторил и Алексей Толстой в “Аэлите”. В этом, если хотите, вся философская подоплека мифа об Атлантиде. А меня такая философия не устраивает. Я за другой принцип: много знали — и потому создали новый материк, создали Атлантиду”.
Мы расстались в тот вечер, ни о чем не договорившись. Но вернуться к роману я уже не могла. Проблема поисков мифической Атлантиды потускнела перед дерзостью идей Завитаева. Кстати, Завитаев еще тогда сказал мне, что первый же искусственный остров назовет Атлантидой…
Отказаться от почти написанного романа было нелегко. Я попробовала повернуть сюжет — ничего не получилось. Попробовала ввести новых героев, прежде всего самого Завитаева, и опять ничего не получилось. Тогда я отложила эту рукопись почти на два года. Потом меня разыскал Завитаев. На этот раз мы говорили очень мало. Завитаеву не пришлось меня убеждать. В тот же день мы вылетели во Владивосток. А еще через сутки были на борту “Динго”. Рукопись я все-таки взяла с собой…
***— Та-ак, — сказал Ревзин, дослушав главу. — Так.
Он аккуратно собрал в портсигар нарезанный табак.
— Как это у вас там о Завитаеве говорится?.. Прочтите, пожалуйста, еще раз.
Я прочла:
— “Представьте себе д’Артаньяна, но не молодого, из “Трех мушкетеров”, а сорокалетнего, из “Двадцати лет спустя”, по-прежнему честолюбивого, но уже научившегося соизмерять желаемое с достижимым. Уберите бородку, но оставьте проницательный взгляд острых глаз, оставьте худощавое, энергичное, резко очерченное лицо и хищный крючковатый нос. Замените мушкетерский камзол на кожаную куртку, а шпагу — на логарифмическую линейку…”
Ревзин рассмеялся.
— Знаете, линейка — это совсем неудачно. Впрочем, не в этом дело. Тут всё — чисто внешне.
Я попыталась возражать.
Ревзин вежливо улыбался, покашливал, качал головой. Потом сказал:
— Завитаев действительно не терпит преград. В духе д’Артаньяна. Но за вашим Завитаевым стоит не рота мушкетеров, а наука и техника двадцатого столетия. Представляете силищу? Д’Артаньян хотел власти, славы, богатства. А чего хочет Завитаев? Выполнить план экспедиции? Мало! Обеспечить счастье грядущих поколений? Пожалуй, много! Истинный Завитаев где-то посредине. Тут сложный сплав из многих, даже противоречивых, составляющих. И главное- уверенность, чертовская уверенность! Вы обратили внимание — Завитаев никогда не сомневается. Тут есть над чем подумать… Кстати, в каких это скафандрах ваши герои ищут Атлантиду?
— В сверхпрочных.
— В сверх… каких?
— В сверхпрочных скафандрах, — повторила я.
Ревзин усмехнулся:
— Вот в этом вся штука! Вам кажется, что достаточно добавить слово “сверх” — и все объяснено… Сколько этих “сверх” в современной фантастике! Сверхскоростные, сверхмощные, сверхпрочные…
— Простите, я не помешал?
Я не заметила, как в отсек вошел Завитаев. Он стоял у двери, глубоко засунув руки в карманы брюк, и иронически поглядывал на нас.
— Роботы подходят к кратеру вулкана, — негромко сказал Завитаев. — Если это не помешает обсуждению извечных вопросов…
— Не помешает, — ответил Ревзин.
Мы прошли в соседний отсек; здесь были расположены приборы управления роботами-водолазами. На узком, словно приплюснутом экране светился яркий, мерно покачивающийся луч. Это работал телепередатчик, установленный на одном из роботов. Скорость спуска была велика, и я не могла разглядеть попадающих в луч глубоководных рыб. Они прочерчивали экран серебряными полосками — и мгновенно исчезали.
— До кратера триста метров, — сказал оператор, сидевший за пультом управления.
Это был молодой парень, лет восемнадцати–девятнадцати. Он говорил преувеличенно твердо, но время от времени машинально облизывал губы. Он волновался. Впрочем, все мы волновались. Тщательно разработанный Завитаевым план находился под угрозой.
***Здесь мне придется сказать несколько слов о сложившейся ситуации.
Земная кора значительно тоньше под океаном. Поэтому выбор дна океана для первого искусственного извержения был вполне понятен. Но Завитаев сделал следующий шаг: он решил вести работы из кратера потухшего подводного вулкана. Это сократило путь к магме.
В Тихом океане много старых подводных вулканов. После долгих исследований Завитаев выбрал один из них, названный им Плутоном. Глубина океана в этом месте достигала пяти километров. Плутон имел высоту около двух километров. Жерло кратера, заполненное водой, опускалось на глубину восьми километров, то есть было ниже дна океана на шесть километров. За полтора года автоматические буровые установки, смонтированные роботами-водолазами, прошли еще семь километров. Остальное должен был сделать направленный взрыв. Подготовка к взрыву уже заканчивалась, когда случилось несчастье с первой парой роботов. Были опущены еще два робота — и тоже погибли. Затем еще два… Сейчас к кратеру Плутона приближались два последних робота. Других на лодке и на базе не было.
Луч на экране телевизора уперся в плоскую темную вершину Плутона. Только теперь я заметила в углу экрана расплывчатые контуры второго робота. Он уже опускался в кратер вулкана. Внешне робот походил на спрута: сферический корпус, четыре глаза-линзы, пять гибких металлических щупалец.
Щупальца дрожали в потоке воды…
— Я увеличил скорость спуска, — сказал оператор.
Завитаев молча похлопал его по плечу.
— Роботы в кратере, но управление не прервалось. Почему? — спросил Ревзин.
— Проводная связь, — коротко ответил Завитаев. — На этот раз мы увидим, что с ними происходит.
Роботы опускались в глубь кратера с огромной быстротой. Ничего нельзя было разглядеть — освещенные лучами прожекторов стенки кратера сливались в сплошную мутную полосу.
Я наблюдала за Завитаевым. После разговора с Ревзиным мне казалось совершенно необходимым понять, по-настоящему понять Завитаева. Было стыдно за внешне эффектную, но неглубокую “мушкетерскую” характеристику. Кто же он, человек, создающий Атлантиду? Я задавала себе этот вопрос и не могла ответить. Созревала какая-то очень смутная мысль, но какая именно, я еще не могла осознать. Так бывает во сне: протягиваешь к чему-то руку, вот-вот коснешься — и не достаешь…
