Георгий Шах - Если бы ее не уничтожили...
— Ваше безрассудное увлечение огненной машиной довело до мятежа, заявил он, не теряя времени на приветствие, — я берусь спасти положение.
— Вот как! — воскликнул центурион. — Не твоих ли рук дело вся эта вакханалия?
— Я не буду отвечать на подобные подозрения, — с достоинством возразил жрец. — Видел ты когда-нибудь, чтобы римский священнослужитель побуждал рабов к беспорядкам?
— Уж очень дружно эта гнусь выползла из своих бараков, — пробормотал центурион, — здесь явно ощущается организация.
— Надо быть безмозглым, чтобы не видеть, что за этим стоят козни христиан, пытающихся любой ценой сорвать строительство языческих, по их понятиям, храмов.
— Что ты предлагаешь, Саллюстий? — спросил инженер.
— Вы немедленно уведете легионеров и укроетесь с ними где-нибудь в роще. Ворвавшись на постамент, толпа уничтожит огненную машину и начнет приходить в себя. В этот момент я и мои коллеги обратимся к ней с увещаниями и угрозами; надеюсь, нам удастся овладеть положением. Только в этот момент, ибо позднее опьянение свободой и страх перед наказанием поведут толпу к новым целям. Самые отчаянные предложат захватить Гелиополис или даже идти на Библос. Кто знает, не выльется ли это в очередное восстание по всему побережью Сирии.
— Я не отдам машины.
— Я тоже, — заявил центурион.
— Безумцы, вы рискуете потерять все! К тому же разве нельзя построить другую машину?
Аргумент произвел впечатление. Топот многих тысяч босых ног нарастал, свет факелов прорвал тьму, казалось, над строительной площадкой восходило утро. Переглянувшись, инженер и центурион одновременно кивнули жрецу. Теперь, когда решение было принято, следовало действовать с предельной быстротой. Центурион передал приказ по цепи; через считанные минуты оборона была снята, когорта построилась и походным маршем двинулась по дороге в Библос, которая пока еще не была заблокирована рабами. Инженер кинулся к машине, чтобы увести Гелиобала и группу механиков, которые, как он заметил издалека, лихорадочно копошились вокруг двигателя.
— Бегите! — крикнул он, приближаясь. — Легионеры не будут вас защищать. — Только сейчас инженер увидел, что машина, правда без рабочих механизмов, была погружена на повозку. Гелиобал и двое его ближайших помощников с помощью канатов подвязывали отдельные ее части к высоким бортам; у инженера мелькнула мысль, что повозка готовилась заранее и специально предназначалась для транспортировки машины. Самым удивительным было то, что под котлом в большой медной жаровне пылал огонь, пар уже бежал по жилам машины, и все ее тело содрогалось, напоминая норовистого коня, который дрожит, фыркает, грызет удила, горя нетерпением пуститься вскачь.
Услышав приказ инженера, люди, которые трудились вокруг машины, побросали все и мгновенно рассыпались кто куда. Только Гелиобал и его подручные продолжали заниматься своим делом. Инженер не верил своим глазам и со злостью отшвырнул руку, которая легла ему на плечо. Между тем это был центурион, державший поводья лошадей.
— Ты слышишь меня, Гелиобал? — завопил инженер.
— Да, господин, — прозвучал ответ.
— Чего же ты медлишь? Машину не спасти. Мы построим другую.
— Нет, господин.
— Он сошел с ума, — сказал центурион. — Оставь его, едем, через три минуты толпа будет здесь.
Они вскочили на лошадей.
— Гелиобал! — крикнул инженер. — Я зову тебя в последний раз, еще можно спастись!
— Спасайся, господин мой, я тебя сейчас догоню.
Первые ряды рабов, уже взбирались на постамент храма. Инженер вслед за центурионом пустил коня в галоп. Только через несколько минут скачки до него вдруг дошел смысл последней реплики изобретателя. Сомнений быть не могло, несчастный действительно спятил. Он подтянул поводья и оглянулся.
Всю жизнь будет помнить инженер поразительное зрелище, развернувшееся перед ним на протяжении нескольких секунд. С торжествующим гиком неслись масса тел и полыхающее над ней зарево факелов к огнедышащей машине. Еще мгновение, и все будет кончено, от величайшего творения техники останется мертвая груда металла, а его создателя разорвут на куски. Инженер закрыл глаза и тут же открыл их, чтобы увидеть чудо. Неожиданно повозка с машиной тронулась с места и, набирая скорость, понеслась навстречу толпе. Вопль ужаса пронесся над Гелиополисом, когда рабы завидели мчавшийся им навстречу экипаж, громыхающий по плитам постамента и рассыпающий искры. Он двигался сам, без лошадей или буйволов, и было ясно как день, что движение это порождено некой силой божественного происхождения.
Кольцо рабов мгновенно распалось, задние ряды пустились наутек, а передние в панике бросились на землю, уткнулись головами в песок, чтобы укрыться от гнева Юпитера или Ваала — кто мог знать, какой именно бог решил явиться в облике машины? Когда повозка пронеслась мимо остолбеневшего инженера, он разглядел тяжелую фигуру Гелиобала, деловито подбрасывавшего в жаровню уголь. Инженер тронул коня. Лишь в 20 стадиях от Гелиополиса ему с центурионом удалось нагнать машину. Она мирно пыхтела у обочины, «на пару», как выразился Гелиобал, возившийся с треснутой задней осью повозки.
— Ты хотел удрать, чтобы одному завладеть машиной! — сказал центурион грозно, кладя руку на меч.
Изобретатель даже не обернулся к нему лицом.
— Будь у меня такие намерения, — холодно возразил он, — я бы просто прибавил огоньку.
И центурион замолчал. Самое странное, что он, видимо, пришел в хорошее расположение духа.
Дорогой Гелиобал рассказал, что, несмотря на запрет, начал разрабатывать идею соединения двигателя с колесницей. Немало бессонных ночей провел он над созданием механизма, передающего движение с вала на ось повозки. Ему удалось найти оригинальное решение для управлению ею. Инженер оценил его простоту и изящество, взявшись за рулевые рычаги, которые с помощью пружинной тяги позволяли разворачивать переднюю ось на четвертую часть окружности.
У Гелиобала была своя разведка в бараках: друзья-финикийцы предупреждали его о подпольной работе агитаторов и растущей враждебности к машине. Он понял, что надо торопиться, но не рискнул поделиться опасениями с инженером и решил готовиться втайне.
К счастью… Уместно ли употреблять это слово? Машину удалось спасти, но какой ценой. К инженеру вернулись невеселые мысли: как-то их встретят в Риме, если вообще удастся туда добраться? Пытаясь отвлечься, он приподнялся, взглянул поверх кормы. Море было покойно, след луны бежал за триерой, на востоке в предрассветных сумерках начинала очерчиваться холмистая линия италийского побережья.