Сергей Павлов - Кентавр выпускает стрелу
Было непонятно, что вызывало большее раздражение: беззащитная седина таиландца или резкий звук пощечин. Брент как-то не сразу осознал, что на него надвигается лицо Ливатеса. Удивительно ровные зубы и, должно быть, очень крепкие…
Широкая спина Мелтона заслонила запрокинутую голову Ливатеса.
— Хороший удар, Эл, — констатировал Мелтон, отпивая глоток из своего стакана. — А тебе, парень, — обратился он к лежащему, — следовало бы поблагодарить моего друга за то, что он бил левой.
— Что там происходит? — спросил Моррисон, оглядываясь через плечо.
— Урок географии, — не оборачиваясь, ответил Мелтон. — Моему другу пришлось кое-кому напомнить, что Алабама находится где-то на противоположной стороне земного шара.
— Будь я проклят, если мне не надоела ваша болтовня, Мелтон, — растягивая слова, сказал Эванс.
— Вас не удовлетворяет мое объяснение, Смэдли? — Мелтон медленно багровел. — А не хотите ли вы в таком случае пойти ко всем чертям?
Назревал скандал. Брент с хладнокровным отвращением вглядывался, в пьяные лица. Положение изменилось с появлением Фридмана. Он глубоко прятал руки в карманах брюк, сердито глядел из-под бровей, потухшая трубка быстро скользила по уголкам губастого рта.
— Скажу прямо: я шокирован вашим поведением, джентльмены. Весьма прискорбно, что я вынужден упрекнуть вас и напомнить, что в холле присутствуют дамы. Бог мой, какой позор!
— Я запрещаю вам трогать имя божье! — рявкнул Мелтон.
— То есть, по какому праву?..
— Вас этому обязывает почетное звание — “ученик дьявола”, — под общий смех пояснил Мелтон. — Так что учтите на будущее, если, конечно, вы на него рассчитываете.
Фридман яростно закусил трубку.
— Язык ваш — вам враг, Мелтон. Впрочем, вы это знаете не хуже меня. Должен предупредить, что не потерплю издевательств над собой. Я буду жаловаться. Вам никто не позволит безнаказанно оскорблять старого человека, нажившего седины за долгие годы бескорыстного служения науке…
— Проваливай, старина, — грубо перебил его Мелтон, — а не то у меня чешется язык сказать, какой науке ты служишь.
— Господа, — робко вмешался Драйв. — Мне хотелось бы просить вас, господа, с должным пониманием отнестись к словам нашего заслуженного коллеги…
Никто не обратил на него внимания.
— Господа, предлагаю тост за нового члена “Клуба травоядных”! — громко провозгласил Мелтон.
Брент вместе со всеми пил холодную жгучую влагу, не чувствуя вкуса.
С трудом пришедший в себя Ливатес неподвижно сидел, утопая в мягкой обивке кресла, далеко вытянув ноги. Кто-то вылил ему на голову виски, и капли стекали по его лицу на разорванный воротник сорочки.
***В холле Брент выбрал себе сигару и, чтобы избежать встречи с миссис Эванс, вышел на веранду.
После прокуренной духоты грудь дышала, легко и свободно, глаза медленно привыкали к темноте. Заметив вдруг женскую фигуру в белом, он, собираясь уйти, пробормотал:
— Добрый вечер, мисс…
— Добрый вечер, мистер Брент.
— Это вы, мисс Бишоп?!
— Вы удивлены?
— Да.
— Почему?
— Не знаю. Мне как-то не приходило в голову, что и вы посещаете клуб. Впрочем, что я… конечно.
— Я была здесь, когда вы наказали Ливатеса.
— Наказал?
— Разве это не так?
— Мне просто стало противно.
— Это хорошо.
— Что хорошо?
— Что вам стало противно. У многих быстро притупляется это чувство.
— Быть может, вы и правы…
Они помолчали.
— Смотрите, сейчас взойдет луна, — показала она на зарево.
— Да, уже показался край диска. Здесь красивая луна, когда она восходит.
— Вам нравится? Это — богиня ночи.
— Багровое и немного страшноватое божество.
— Она добра к тем, кто ее почитает.
— Богов много, и все они требуют, чтобы их почитали.
— Богов много, но богиня красоты одна. Смотрите, она уже пришла!
Багровый свет постепенно разгонял темноту, и Брент с изумлением смотрел на мисс Бишоп. Он с трудом узнавал ее: черные волосы были искусно собраны на затылке, оставляя открытой красивую гибкую шею. Платье, лицо и жемчужинки ожерелья, залитые красноватым светом, казались изваянными.
— Удивительный сегодня вечер, — оказал Брент. — Будто сказочный…
Они молчали, пока луна не поднялась к вершинам пальм.
— Я должна уйти. Проводите меня, — просто сказала она.
— Да, мисс…
— Не называйте меня мисс Бишоп. Мое имя — Маолия.
— Странное имя… Это — как название цветка.
— Так называла меня моя мать. Я не знаю первоначального значения своего имени — оно затеряно в веках, как затеряно многое.
Брент улыбнулся.
— Вы говорите так необычно, что я перестаю верить в вашу реальность.
Он подал девушке руку, и она рассмеялась.
— Надеюсь, вы меня не очень испугались?
— Нет, не очень. Но я почему-то потерял ориентировку во времени. Какой сейчас век?
— Разве это так важно знать?
— Конечно, нет. Но мне хотелось бы как можно более древний…
Они долго ими по залитому лунным светом асфальту, сопровождаемые своими тенями. Брент старался ступать мягче: звук собственных шагов казался ему кощунством.
Вернувшись в холл, Брент глазами отыскал Мелтона. Тот, заметно покачиваясь, что-то с жаром доказывал притихшему обществу.
— Пресс-твист, пресс-твист! — вдруг завопили пьяные голоса.
Люди бросились к столам собирать газеты. Затрещали раздираемые обложки иллюстрированных журналов. Вскоре на полу вырос ворох бумаги, кто-то погасил свет. Женский визг и ритмические вздохи ожившей музыкальной машины сплелись в осатанелый джазовый бред. Огонек зажигалки воровато лизнул газетный лист. Пламя жадно накинулось на добычу. Люди, взявшись за руки, образовали круг с бумажным костром в центре и, повинуясь чьей-то режиссерской воле, нелепо задвигали ногами. Отсветы пламени оранжевыми бликами метались по искаженным лицам, отбрасывая на потолок и стены уродливые жуткие тени.
Брент ощупью нашел на столе сифон и направил себе в лицо прохладную шипучую струю.
— Оставь их в покое, Эл, — послышался голос Мелтона. Он подошел ближе, в руке его поблескивал бокал. — Оставь их в покое — они веселятся на собственных похоронах.
— Это твоя затея?
— Да… если на кладбище вообще нужны затейники.
Они вышли к машине, и Брент сел за руль. Мелтон тяжело плюхнулся на сидение рядом.
— Я забыл предупредить тебя: можешь пользоваться моей машиной, как своей собственной.
— Ты имеешь в виду мою прогулку с мисс Бишоп? Мы отлично дошли пешком.
