Павел Кузьменко - Система Ада
Обедали они торопливо и с аппетитом. Но как-то нервно. Катя подносила ложку ко рту и ложка дрожала, словно утренняя рюмка алкоголика. Ничего с этим нельзя было поделать. Она чувствовала себя, как на восемнадцатом этаже в ожидании десятибалльного толчка. Ну ладно бы на денек, на ночку забраться попутешествовать, но надолго, на неделю, на две...
Объективная реальность представляла собой чудовищно разветвленную каменную и тихую яму, давящую со всех сторон своими неподвижными сводами и стенами.
- Все-таки тут неуютно, - подернула плечами Катя, доскребая вермишель в своей миске,
- Ну, это ничего, - успокоил ее Саша. Под землей он подрастерял свои обычные разговорчивость и -оптимизм. Его гитара притаилась в уголке и не нарушала благоговейной тишины.
- А вот странно, - заметил Михаил, - первобытные люди ведь прятались в пещеры от невзгод и опасностей, которые ожидали их снаружи. Да? И в нас должна бы говорить эта самая генетическая память, убеждая, что пещеры - это хорошо. А у меня она ничего такого не говорит.
- Ну, это с непривычки, - успокоил приятеля Василий.
- Знаешь, вот побегаешь тут - даже какой-то азарт охватывает, - сказал Равиль. - Чем уже дырка, тем сильнее хочется в нее залезть.
- Это что-то сексуальное, - гоготнул Саша, а Катя цыкнула на него.
- Не, в пещере не соскучишься, - вдруг как-то излишне весело заявил Василий.
Потом они отправились на экскурсию.
- А может... остаться, - неуверенно сказала Катя, - кому-нибудь. Вдруг сопрут вещи.
- Пещерники не сопрут, - уверенно заявил Василий. - А местные сюда не заползут, я табе гавару.
Все вооружились фонарями, взяли с собой на всякий случай одну свечку.
- Сходим на Водокап через Новую, потом к Вите
Саратову, потом на Стикс. Да, Рав?
- Давай.
- Какой еще Стикс? - спросил Миша.
- Подземная река. Самый натуральный Стикс. У меня карта, правда, про те места не очень точная... Но там наши с Равом стрелки должны быть. Не заблудимся.
- По жопам дойдем. Ой, извини, Кать, - спохватился Равиль.
- По каким жопам? - удивилась девушка.
- Увидишь.
Да, оказалось, что добровольцы-комсомольцы тридцатых годов с номерами комсомольских билетов на спинах, чтобы не разбежались, действительно потрудились на славу. Пещера была огромная. Пещера впечатляла.
Идти было веселее, чем сидеть, и подземелье уже не давило, а засасывало. Только пугала возможность заблудиться.
- Вот, смотрите, - остановился в одном месте командир и повернул голову с фонарем, осветившим стену, - наша с Равом стрела. На выход указывает.
Уселись перекурить. Равиль подпалил зажигалкой свечку и копотью обновил большую черную стрелку, у основания пересеченную тремя полосками.
- А вот обещанная кротовая жопа. Луч от лампы Рябченко упирался в другой копотной знак - круг и точка в его центре.
- Это Крот ставил. Самый надежный ориентир. Всегда указывает на выход.
Они увидели много интересного. Старые, точно каким-то чудовищем гнутые рельсы. "Колонный зал" - большущий грот, испещренный такими частыми ходами, что действительно потолок держался лишь на монолитных колоннах породы. Водокап там непрестанно капала вода с потолка.
А самое интересное и жуткое обнаружилось, когда в одном гроте они наткнулись на мемориал.
- Ой, господи, - тихо взвизгнула Катя. Аккуратно выложенное камнями полукружие. Засохшие живые цветы и цветы искусственные. Пустые стаканы. Целая пачка печенья. Полбутылки водки. Неначатые свечи. Целая банка сайры. И большая известняковая плита с выбитым на ней текстом: "Здесь покоится Витя Саратов". А за плитой светло-коричневая стена, на взгляд кажущаяся сырой и рыхлой.
- Я не был с ним знаком, - после минутного молчания объяснил опытный Рябченко. - Суперпещерник, говорят, был. Тут не только известняк, песок тоже встречается. Некоторые энтузиасты ходят с лопатами. Готовых ходов им не хватает - новые роют. Впрочем, после Вити, кажется, не роют. Вот и Саратов рыл, рыл и дорылся - на него двадцать кубов песка рухнуло.
- Какой кошмар, - вздохнула Катя.
- Так и не смогли ребята тело откопать. Тут и лежит... Надо бы тоже чего-нибудь оставить для заблудившихся. Таежная традиция. Ну ладно, в следующий раз. Пошли.
Они шли по широким штрекам в полный рост и ползли там, где можно было только ползти. На пути к подземной реке начался длинный, постоянно изгибающийся вправо, заваленный камнями ход, все время то под большим, то под меньшим наклоном. Сели покурить. Миша осветил фонариком свои часы. "3:35 pm",
По этому, как он официально и глумливо именовался в местной картографии, "Подземному переходу" идти было довольно тяжело. В одном месте с потолка сорвался, слава богу - небольшой, камень и прямо Александру Савельеву, не имевшему каски, по башке. В другом Равиль неудачно споткнулся и ушиб голень. Боль пережидали вместе, сочувствуя и снова перекуривая.
Стикс. Неширокая, медленная, холодная черная речка. Они стояли в просторном гроте на берегу, всего на полметра возвышающемся над потоком. Правее берега уже практически не было - отвесные стены вместе с потолком снижались над водой почти вплотную к ней. На байдарке не поплаваешь. Непохоже было, что и это - дело рук нумерованных комсомольцев. Наконец-то ребята встретили естественный подземный мир.
Миша машинально взглянул на часы и испустил ругательное междометие. "3:40 pm". Они же шли по Подземному переходу не меньше получаса, перекуривали, рекой любовались. А часы показывают, что прощло всего пять минут. И двоеточие между часами и минутами исправно пульсировало. Миша сердито постучал по стеклу пальцем. "Себе постучи, придурок, - ответил хронометр. - Нормально иду, чего?.."
- Равиль, сколько сейчас времени? - почему-то шепотом спросил Михаил.
- А... Без двадцати четыре, - спокойно ответил товарищ.
- Ой, пошли обратно, ребят, - предложила Катя.
На обратном пути им встретилась странная картинка, вырезанная, очевидно, ножом в мягкой стене из песчаника. Человеческая фигурка без лица и без ножек. Рядом была выцарапана надпись на латыни:
"HOMO - HUMUS".
Здесь, в экстремальном подземелье, казалось - какую чушь ни выцарапай, все получится глубокомысленно. Рядом с надписью была выжжена кротовая жопа, никуда не указывающая, просто так.
Немного поплутав, вернулись и, мысленно подгоняя примус, с остервенением набросились на гороховый суп из концентратов. День, конечно, выдался тяжелый и начался слишком рано. Когда, помыв с Катей посуду, Саша взялся за гитару, то оказалось, что не игралось и не пелось. Он пощипывал струны, то ли настраивая, то ли просто так. Вдруг в темноте главного входа в грот, освещенного из экономии всего одной свечой, мелькнул луч мощного фонаря. В проходе показалась лохматая голова и сказала:
