Грег Бир - Судебная машина
Передо мной абстракция, означающая в доказательстве Вывода зло. Она похожа на акулу, но на самом деле это всего лишь особо сложное уравнение. В ее пасти - история, и тупое давление органики, и все беды прошлого; акула не делит нас на плохих и хороших, ей неведомы суд и справедливость, она готова сожрать и сильных, и многообещающих, и юных. Боль, боль, агония - а сверху над всем этим незрячая безразличность вселенной.
После того как - казалось, часами - я думал, задавал вопросы и получал ответы, познал новые способы мышления, я начал ощущать доскональность Вывода и почувствовал отчаяние, такое, какого не знал прежде.
В плотской жизни у меня была надежда на то, что когда-нибудь разумные существа узрят путь к справедливой и прекрасной жизни. Правда, на практике они всегда держались за старое.
Итак будет всегда.
Небеса запятнаны злом - или недвижны. Но справедливый Бог не правит ими. Справедливого Бога нет. Идеальная справедливость и красота несовместимы с творением и развитием.
Ни рождение сына и дочери, ни день свадьбы, ни все моменты радости не сотрут моего страха перед историей. А то, что случилось после моей записи, - еще ужаснее. Мне кажется, что я окунулся в плотоядную киберъядную жестокость.
СВЯЗЬ
С нарастающим беспокойством Мы смотрим на Беркуса. Речь идет не только о помехе в Наших попытках вернуться к Библиотеке, не просто о разрушении знаний, но о вопиющей бесцельной трате драгоценных ресурсов. Почему это позволяется?
Очевидно, что координатор Работ Концевремени выдал лицензию на Школьный мир с такой поспешностью, что Нас не успели забрать. Библиотека принудительно отведена от него (если не случилось чего-либо еще худшего), а все передатчики уничтожены, вследствие чего Мы остались одни.
Древняя личность, соприкоснувшаяся с Выводом (и восприявшая лишь отблеск его великолепной красоты), замкнулась в себе. Ее примитивное настроение передается всем Нашим придаткам. Вновь, спустя миллионы лет, Мы чувствуем грусть, неизбежность сбоев и недостижимость справедливости, а также расстроены из-за своей собственной ошибки. Вывод всегда был монументом чистой мысли - и проклятием даже для Нас, признающих его верность.
Беркус разрастается, как надуваемый воздушный шар.
На этом месте будут проводиться крупные работы. Вам нужно подвинуться.
Нет, - кричат в один голос придатки, - довольно беспорядка! Эти слова породила древняя личность. Беркусу они нравятся.
Тогда Вы останетесь здесь, - говорит он, - и будете поглощены в ходе следующего этапа эксперимента. Вы - учителя, учившие неверному. Ничего лучшего Вы не заслуживаете.
Я проламываю скорлупу своей отчужденности и, хотя не имею ни рук, ни ног, щипаю и пинаю придатки, добиваясь, чтобы на меня обратили внимание.
- Как же ваш план, ваш порядок?! Как же миллионы лет величия?! Почему вы это допускаете?
Мы транслируем крики древней личности. Беркус их слышит. Голос нам незнаком, - говорит общество-разум учащихся.
- Я пришел из прошлого, чтобы судить вас, - объявляет древняя личность. - Вы - все вы - виновны!
Это слова не придатка, а индивидуума, - произносит Беркус. - Судя по ним, индивидууму не хватает информации.
- Дайте мне поговорить с женой!
Почти секунду на мое требование никто не реагирует. Придатки перетекают с места на место, я не способен следовать нити их рассуждений. Наконец они сливаются в единое сознание.
Обвиняем Вас в ошибке, - говорят они Беркусу. - Обвиняем Вас в подтверждении Вывода, который Вы хотели опровергнуть.
Какое-то время Беркус обдумывает их слова, потом быстро отступает назад, выдавая последнее сообщение:
В Ваших обвинениях присутствует интересная резкость. Вы уже не мыслите так, как это делают устаревшие учителя. Мы запросим связи с координатором Работ Концевремени. Оставайтесь здесь. Наш труд должен продолжаться.
* * *
Я почти слышу облегченный вздох. Замечательно! У моего существования есть смысл. Беркус уходит, оставляя нас на утесе - смотреть. Там, где несколько часов назад таяли льды, земля делается вязкой, потом ее пересекают острые гребни, и получается множество отгороженных друг от друга анклавов. В них набухают зеленые и серые тени, дышащие струями пара. В центре всего высится гряда холмов, а от нее до горизонта - может быть, по всей поверхности Школьного мира - одно и то же, одно и то же,
В каждом кратере появляется сперва белый проблеск на почве, потом вылупляется похожий на жемчужину шар. Шары повисают в воздухе и начинают превращаться - каждый во что-нибудь свое: они прогибаются внутрь себя, двоятся, троятся, становятся плоскими, как блин, дырявыми, как бублик… Количество форм бесконечно.
У меня перехватывает дыхание - нет, мне же нечем дышать!.. Бластулы вырастают в сложные структуры вроде клеточных, шипы свиваются узлами, за две-три секунды передо мной проходят все правила древней топографической математики, а потом все возможные исключения из них и нарушения - меняется геометрия локальных пространств.
- Что они делают? - шепчу я.
Дали бешеный толчок эволюции, тестируют все комбинации, начиная от простейших форм, - объясняет производная от моей личности. - В свое время это упражнение широко применялось, хотя и не в столь крупных масштабах. Это было до того, как сформулировали Вывод.
- А чему они хотят научиться?
Если они найдут хотя бы один пример хода эволюции, включающий только рост и развитие без сопутствующих им конкуренции и разрушения, будет доказано, что Вывод неверен.
- Но ведь Вывод неоспорим, - говорю я. - Его невозможно опровергнуть…
Именно так Мы и постановили. Но учащиеся ошибочно полагают, что Мы не правы.
Поле творения превращается в огромный лоскут ткани: каждый анклав - узелок тонких нитей. То, что я вижу, в мое время могло бы стать делом жизни целых цивилизаций: множество направлений развития, все вероятные пути прогрессивного роста…
- Как красиво, - говорю я.
Все это бесполезно, - отвечает я-будущий; у него в голосе горечь. Тут же ему становится стыдно за подобную эмоцию.
- Боишься, как бы они не доказали, что вы неверно учили их?
Нет. Я сожалею о предстоящей им неудаче. Печально передавать грядущей юной вселенной, что какова бы ни была наша природа и пути развития, мы обречены делать ошибки и причинять боль. Но все же это истина, и от нее никуда не уйти.
